Ты всё ещё моя

Цепляюсь за него. Конечно же, цепляюсь. Царапаю ногтями затылок, шею, плечи. Забываю о том, что еще два дня назад считала себя счастливой и самодостаточной. Такая тоска вырывается, что сердце рвется на миллионы кусочков. Я этой тоской и Артема затапливаю. По всем движениям, прикосновениям, ласкам и даже по дыханию абсолютно очевидно, что я в нем катастрофически нуждаюсь.

Как же я тебя люблю… Как же люблю… Как же сильно я люблю…

Кровь кипит. В ней ведь никаких стабильных частичек. Только эта любовь, а она же по консистенции – чистейшая магма.

Толкаюсь к Чарушину всем своим телом.

Мало… Мало… Еще ближе… Ближе…

Хоть ближе и некуда. Разве что вторгнуться внутрь него. Пробраться обратно в сердце и затаиться.

Толкаюсь… Артем с глухим стоном стискивает ладонями.

– Что ты хочешь? – хрипит мне в губы. – Хочешь, чтобы я тебя трахнул?

И тут я вспоминаю, что он не знает, с кем целуется.

Он не знает… Не знает… Не знает…

А я погибаю. Быстро и пристыженно, словно раковая клетка, прижженная локальными лучами радиотерапии.

– Что, блядь, ты хочешь? Что?

Кажется, что эти выдохи, вкупе со злостью и мукой, какую-то усталость несут. Похоже, мое воспаленное воображение чересчур разыгралось.

Надо бежать. Бежать, пока он не понял, что это я. Он ведь меня ненавидит. Скажет что-то в этом роде, я не выдержу.

Отталкиваюсь так же отчаянно, как до этого вжималась в него.

– Сука… Твою мать… – все, что рычит Чарушин, прежде чем позволить мне отлепиться и стать снова отдельным организмом.

Так ничего ему и не говорю. Позорно улепетываю, развивая на нервах такую скорость, что любой марафонец позавидовал бы.

Хвала Богу, что я не говорила… Хвала Богу, что не выдала себя… Хвала Богу, Артем ничего не понял.

Не надо. Не стоит. Нельзя.

Точка.

7

Не лови мои сигналы SOS…

© Лиза Богданова

– Значит, ты ему совсем ничего не сказала? – переспрашивает Лия. Морщится. То ли от недоумения, то ли от солнца – не пойму. Мы вновь поодаль от общей компании держимся. Пока они веселятся и прыгают с пирса, сидим вдвоем на берегу. – Совсем-совсем? Поцеловала и сбежала? – выбрасывает в воздух звонкий возглас.

– Тише ты, – одергиваю ее шепотом. Хоть расстояние между нами приличное, все же опасаюсь, что кто-то что-то услышит и додумает. – Я вообще… – осекаюсь, стоит напороться взглядом на Чарушина.

Он смотрит с тем мрачным отчуждением, что и раньше. До бассейна.

Не знает. Не понял. Чудесно.

«Как же хорошо, что я себя не выдала!», – в который раз радуюсь я.

И все равно заливаюсь аварийным жаром смущения.

Не лови мои сигналы SOS… Пожалуйста, не лови…

Далеко. Не заметит. Ну, или посчитает, что я, несмотря на тонну защитного крема, все-таки обгорела. А на это ему тоже плевать.

Вот бы еще не смотрел так…

– Что «вообще»? – напоминает о себе Лия.

Разрываю этот странный зрительный контакт и обещаю себе, что больше в сторону пирса до конца дня не взгляну.

– Я сразу же пожалела, что повелась на эту идею. Наверное, вино голову вскружило и… – запинаюсь, потому что воздуха резко не хватает. Кажется, будто Чарушин снова смотрит и, что особенно параноидально, слышит, что я тут вещаю. – Не то чтобы я не хотела… Хотела, конечно… Просто… М-м-м… В тот момент я необоснованно поддалась иллюзиям, словно у меня есть шанс что-то исправить, – с тягостным вздохом всю свою печаль выплескиваю. – А это ведь невозможно, – развожу руками и смеюсь. Сама над собой. С той же горечью. – Уф, Боже… – убираю волосы с лица и, прочищая горло, принимаюсь чрезвычайно сосредоточенно рассматривать налипший на коленки песок. – Поэтому и радуюсь тому, что ничего не сказала.

– Зря ты так, Лиза Чарушина! – выпаливает Лия. – Ой, сорри… Ты еще Богданова, да?

Я лишь оторопело пялюсь на нее, пока в глазах не возникает резь, а в легких – жжение.

– Это шутка, если что… Ну, ты же не обиделась? Я иногда ляпаю. Исключительно в благих целях.

– Ладно, я поняла, – бормочу я, старательно регулируя все сбившиеся маркеры. – Ничего страшного.

– Чарушин, вероятно, думает, что целовался с тобой, – предполагаю, делая вид, что меня это не ранит. Ветер снова разбрасывает волосы, занятное дело их ловить. Сцепив пряди пальцами в жмут, осторожно смотрю на Лию. – Ты же позвала его на разговор и ушла в дом первой?

– Угу, – хмыкает та. – Как только он сказал, что придет к бассейну, я сбежала. Потом из кухни видела, как он прошел через гостиную к лестнице. Где-то минут через пять после нашего разговора.

– Ну и супер!

«Да, именно так! Все хорошо!» – вот бы еще не приходилось себе об этом напоминать.

– Угу... Супер…

– Жаль, что ты уезжаешь раньше нас. Сонька дни напролет с Сашкой. Снова я одна буду… – вздыхаю, не скрывая огорчения. У меня никогда не было подруг, а в Лии вот так вот неожиданно я будто родственную душу почувствовала. – Точно до утра не можешь остаться?