Роды начинаются внезапно. Пусть Федю и готовят врачи, хором утверждают, что преждевременные роды при многоплодной беременности – не редкость. Но все равно Белый оказывается не готов к такому раскладу. И ведь сумки все собраны, с докторами все нюансы оговорены, да и палата уже ждет Надию. Однако наступает день, когда на телефон Феди прилетает звонок.
Белый старается далеко от Надии не уезжать, но по закону подлости именно в тот момент оказывается в загородном особняке Варгиновых, а Надия – в городе, в их квартире. И как назло, пробки, час-пик. Белый чувствует, что должен быть не здесь, а рядом с малышкой.
На телефон Федя отвечает, не задумываясь.
– Да, родная! – говорит Федя и нетерпеливо запрыгивает в тачку. Его не было четыре часа. Но охрана крутится рядом с малышкой. И опять же, Шамиль неподалеку. У Белого все схвачено. Наверное.
– Белый, ты, главное, не паникуй, – заговаривает Шама, а Белый чуть отводит телефон, проверяет, может, ошибается, путает абонентов. Но нет, Шамиль действительно звонит с телефона Надии.
– Хреновое начало, – роняет Федя и срывает джип с места. – Говори!
– Поздравляю, папаша! – весело кричит Шама в трубку, а Белый тут же жмет на тормоз.
Ледяной озноб прошивает кости. Руки дрожат. Дышать становится нечем. И говорить Федя тоже не может. Молчит.
– Ты там, как? В порядке? – продолжает Шамиль. – Слушай, я сейчас по видео-связи позвоню. Сеструха пару слов сама тебе скажет.
Белый судорожно выдыхает. Трет ладонью лицо. И как только поступает звонок, дрогнувшим пальцем ведет по экрану.
Там, по ту сторону, бледная, но со счастливой улыбкой его малышка.
Его уставшая и измученная девочка.
Но, черт возьми, сколько же счастья в ее взоре!
Белый захлебывается этим счастьем. Смотрит, касается кончиком пальца экрана, обводит контур губ. Конечно, эти прикосновения не сравнятся с реальными. Но хотя бы так.
– Феденька, мы тебя очень любим, – улыбаясь, говорит Надия, а Белый судорожно кивает. И он любит. Всех троих любит. – Ты только не обижайся на меня, ладно? Я подумала, что так будет лучше. И больница устояла, и ты не нервничал.
Белый мотает головой. Да какие уж здесь обиды. Ерунда. На тот момент он уже осознает, что очень важное поручение, которое исключительно ему под силу, вовсе не прихоть беременной жены. А отвлекающий маневр. Ладно, с этим Белый смиряется. Главное, Надиюшка, его родная девочка в полном порядке.
– Я скоро буду, – роняет Федя и ловит карий взор.
Белый не болтает о своих чувствах. Ему сейчас вообще с трудом даются слова. Но по взгляду малышки понимает: она видит все, читает его мысли, понимает его.
В клинику Белый влетает на полной скорости. Шама встречает его с идиотской улыбкой, от которой Феде хочется вмазать пацану. Ведь знает все и участвует в этом небольшом заговоре.
Ай, хрен с ним. Пусть живет.
Белый перепрыгивает ступеньки. По пути на нем каким-то чудом оказывается больничная накидка. Но перед входом в палату Федя от нее избавляется. Врачи разрешают, а ему эти тряпки только мешают.
Надия лежит в постели, закрыв глаза. Тут же, возле кровати, стоят две крошечные колыбельки. Белый делает шаг. Ноги совсем не слушаются. А в душе что-то обрывается, потому что одна прозрачная люлька пустая.
Девочка открывает глаза, сонно моргает. Белый понимает, что сил у нее почти нет. Упрямая девчонка! Ну как же... Зачем сама проходит через такое, когда у нее есть Федя?
Малышка поднимает руку. Белый тут же утыкается в ладонь лицом. Жадно дышит. Боится спросить и услышать что-то жуткое и страшное.
– Все хорошо, – очень тихо говорит Надия, – Ясмину накормят, переоденут. У меня пока нет молока.
Белый выдыхает. Трется щекой о теплую ладонь своей родной девочки. Смотрит в ее глаза, а любимое личико, почему-то, словно за пеленой какой-то, немного размыто.
– У нас с тобой получились чудесные дети, – вновь заговаривает Надия. – Все в папочку.
Федя качает головой. Нет, их дети все в маму. Такие же удивительные, необходимые Федору, как воздух.
Белый поворачивает голову. Крохотный сверток мирно сопит в колыбельке. А за спиной распахивается дверь, и в палату входит медсестра. Тихо здоровается, улыбается. Осторожно устраивает розовый кокон в кроватку и придвигает ее ближе так, что теперь Федя все видит: и красноватые личики детей, бровки-ниточки, крохотные носы.
– Ух, твою ж мать..., – шепчет Белый первую фразу за последнее время.
Он чувствует, как в груди растекается тепло. А за спиной – крылья.
Белый переводит взор на свою родную девочку, на свою малышку, на ту, без которой он задохнется.
– И я тебя люблю, Феденька, – говорит Надия и ведет рукой по его щеке.
Те слезы радости Белый помнит. Пять лет уже, а будто вчера. Потому что в жизни даже у самого сильного мужика случаются слабости.
– Так что, Борька, не зазорно иногда и поплакать, – говорит Федя, а сын кивает.
Слез уже нет, все проходит. Боря послушно полощет рот раствором и несет стакан обратно, на кухню.