Ты здесь не чужой

Десять, двадцать раз он сидел на кушетке в кабинете психиатра и отвечал все на те же вопросы: как он спит и интересуется ли сексом, как он ест и откуда это отчаяние, и кивал: да, был у него дядя и одна из бабушек, теперь, оглядываясь на прошлое, он понимает, что они были чересчур несчастны, да, его родители развелись, мать неизменно выпивала рюмку-другую перед обедом, нет, он не слышит посторонние голоса и не верит, будто против него сплели заговор. В конце каждого сеанса доктор что-то быстро бормотал насчет новой комбинации лекарств, которую им следует испробовать, сперва, возможно, это средство вызовет дурноту, ил w усталость, или повышенную тревожность. Годами он следовал этим рецептам, на какое-то время вновь начинал чувствовать себя живым, но потом угнетенность возвращалась. Эллен отыскивала другого врача, получше. Снова приходилось отвечать на вопросы. Что касается лекарств — в их действенности Пол всегда сомневался. Как бы ему ни объясняли его состояние с медицинской точки зрения, он не мог до конца избавиться от догадки, что в его страданиях скрыт некий смысл. Что, если пульсирующая конкретность материального мира — не искажение, а реальность, надо лишь иметь глаза, чтобы видеть? Нет, говорили ему, это романтика, опасно цепляться за подобные мысли, а уж человеку с душевным заболеванием и вовсе противопоказано. Может, так оно и есть, но его гораздо больше страшила пустота иной гипотезы: неужто большая часть его души — ненужный придаток, вроде слепой кишки?

— Все в порядке, — негромко откликнулся он, смывая с руки слипшийся порошок.

В постели Эллен опустила голову ему на грудь, ее рука пристроилась у него на животе. Ничего сексуального нет в этой позе. Секса давно уже не было. Ей тридцать четыре года, она хочет ребенка. И вновь Пол начал составлять список всего, чего он не мог дать жене, но перечень был бесконечен, и он велел себе остановиться.

— Такой милый, теплый, — шепнула она. Он провел рукой по ее волосам. Эллен не пользовалась ни духами, ни косметикой, и это добавляло ей шарма в глазах мужа — никакой саморекламы.

— Точно решила завтра пойти в библиотеку?

— Да, — сказала она и потерлась подбородком о его грудь.

Ей нужно было прочесть переписку времен Второй мировой войны для диссертации, посвященной судьбам женщин в тылу. Эллен гораздо больше интересовала политическая история той эпохи, но научный руководитель предупредил, что тему уже «застолбили» и не стоит браться за нее, если рассчитываешь получить ставку на факультете. Эллен готова была пренебречь советом, но тут Пол бросил работу, и ей пришлось сделаться более практичной.

Впервые они встретились в гостях у друзей — сидели у окна-эркера, глядя в сад. Он и сейчас отчетливо помнил, с каким оптимизмом эта девушка говорила обо всем на свете: и ее работа, и друзья, собравшиеся на вечеринку, и покрой его пиджака — все было просто замечательным. В начале романа он приходил к ней домой по вечерам, закончив работу в старшей школе. Сидел за кухонным столиком и правил контрольные, а она трудилась за своим рабочим столом в спальне. Он попадал в иной мир, в мир, где маленькие радости — например, от ее присутствия в соседней комнате — становились повседневными. Однажды вечером он попытался объяснить Эллен, что с ним что-то неладно. Она взглянула на него удивленно, озадаченно. До балкона ее квартиры, где они устроились после ужина, из распахнутого внизу окна доносился голос поп-певца. Так ему запомнилось.

— Ты слишком требователен к себе, — заступилась Эллен. — Школа тебя выматывает. Нужно больше спать. — Она говорила мягко, но Пол мог убедиться (если б это не было совершенно очевидно и раньше), что Эллен понятия не имеет о том мертвящем страхе, с которым ему приходилось бороться. Тогда он убедил себя, что это не столь уж важно — главное, она его любит. Нельзя же требовать от другого человека полного понимания.

— Завтра огляжусь в библиотеке, всего на пару часов зайду, — пообещала жена, целуя его перед сном. — А потом погуляем по городу, сходим к морю.

Он коснулся ладонью ее щеки.

— Хорошо, — сказал он и выключил ночник.

Раннее утро. Серый оловянный свет заполнил середину комнаты, в углах еще темно, очертания кресла и шкафа размыты.

Он тихонько одевается, бесшумно прикрывает за собой дверь. Снаружи холодно, улицы окутал туман. Он идет к замку, а оттуда по дорожке вдоль стены, ограждающей территорию собора. Дальше — скала, поросшая до самого гребня травой. Он подымается к краю утеса. Внизу слышен плеск и шорох прибоя, порой глухой рокот камня, перекатываемого волнами. Само по себе море невидимо, там, далеко внизу, в пелене тумана. Так будет лучше, думает он.

— Простите, дорогой, вы мне не поможете? — раздается голос у него за спиной.

Он оборачивается и видит старуху в наглухо застегнутом зеленом шерстяном пальто. Она стоит всего в ярде от него, в руках — сумка с продуктами. Как она ухитрилась незаметно подобраться чуть ли не вплотную? Присмотревшись внимательней, он узнает в ней ту пожилую женщину из ресторана, карие глазки на морщинистом лице уже знакомы ему.