Ты здесь (СИ)

   Зыза видел, что Живущий без племени принялся опять рассказывать, и тоже продолжил скоблить следующую шкурку, выуженную из земляной ямы. Иногда оглядывался на рассказчика, смотрел на лес. Тихо. Шуршал по траве дождь. Выше по течению пришли на водопой рогачи. Фыркали, пили. Слышно было, как оскальзывались копытом. Копытце скребло негрузно и часто - детёныш. Вдруг дёрнулись тревожно. Ломанулись, ушли сквозь кусты.

   Опять тишина, только плеск реки. Шкрябал скребок и шаркал голыш по ракушке.

   Мать давно перестала искать его здесь. Да и племя всё хуже принимало, когда он возвращался. Возвращался, чтобы повидать мать да отыскать пугливую Мику. Мать мягко хватала его за голову, трепала по волосам, ушам, заглядывала в глаза. Он знал, что она просит остаться, но говорить не будет, она редко говорила.

   - И вот ведь, - доносился голос Живущего без племени, - думал, если выберусь когда-нибудь из-под камней, то сразу уйду отсюда. Не ушёл. А теперь не смогу.

   Так бывает, что-то будто дёрнет посмотреть. Зыза рывком обернулся.

   На линии лес-травины сквозь дождливую морось что-то мелькнуло. Светлое, будто песчаный берег. Зверь шёл тихо, дождь глушил звуки, но ухо уловило голодный зевок. Большой зверь. Зыза отложил шкурку, скребок, прихватил копьё, лежавшее рядом. В другую руку - топор.

   В следующее мгновение травины мягко шевельнулись, но уже дальше, почти у леса. В зелени мелькнула светло-коричневая голова, спина, кончик хвоста. Уходит. И хорошо.

   - Ноги уже не те, да и руки, сомнет зверь, - ровным голосом продолжал Живущий без племени. И добавил: - У неё щенки здесь. Совсем ослабела с ними, тощая, одна башка да хвост, вот и рогача упустила, и к нам не пошла. Побоялась, что не справится? Меня не испугалась бы.

   Зыза промолчал. Отложил копьё, топор. Опять ухватил скребок...

   К вечеру дождь кончился. Солнце на другом берегу жёлтым пятном садилось в туман, поднимавшийся из низин. В тумане плыли рога, много, стадо шло на водопой.

   Живущий без племени долго молчал, потом сказал:

   - Она ушла потому, что ты здесь. Не решилась. Выходит, не зря они ко мне приходили.

   Он повернулся и посмотрел на Зызу. Зыза смотрел на него. Из знакомых слов он узнал лишь несколько. Но опять лицо у Живущего без племени было, как тогда у матери, будто она сама уходила в край мёртвых. Зыза сказал:

   - Ты здесь.

   Он редко говорил. Матери не нужны слова, ей хотелось видеть его, знать, что он где-то рядом. Мика понимала без слов. А Живущий без племени не знал его слова вовсе. Он махал руками: "Эти говорят так, те - по-другому. Я улыбнусь, и ты будешь моим другом. Или не будешь. Тогда мы будем убивать друг друга. Или не будем. Так я и шёл. Знаешь, сколько я прошёл?!"

   Сейчас морщинистое лицо старика растянулось в улыбке, и он кивнул.

   - Да.

   Он смутно понял то, что сказал Зыза. Кажется, это были два слова. Два слова. "Ты живой", "Я радуюсь", "Всё хорошо"? Тут Живущий без племени подумал, что он бы сказал: "Ты здесь". И кивнул опять:

   - Да.

   В эту ночь Зыза ушёл.

   Все уже спали, когда он появился у входа в пещеру. Трещали дрова в костре, сушились шкуры и травы. Сторожащий огонь сидел у очага и проводил Зызу сонным взглядом. В их углу мать уже обрадованно суетилась. Её тень металась по стенам пещеры. Она доставала кусочки и луковицы, припасённые на завтра. Зыза видел, что она опять ждала ребёнка. Старый Лут отвесил затрещину, сказал, что завтра племя идёт на охоту за Большие Холмы, и уснул. Вскоре затихла и мать, прижавшись спиной к спине Старого Лута. Так теплее. Зыза увидел, как мимо промелькнула Мика. Он ушёл за ней. На их место у Тёплого камня. Мика говорила тихо, сбиваясь и спеша, про то, что вчера весь день собирала луковицы с женщинами, про то, что пора готовиться к холодам, а то говорила, что Зыза совсем не приходит, что Уго подкарауливает её везде и его отец готовит подарки отцу Мики за дочь. Зыза молчал и снова и снова тянулся к Мике. Старый Лут не будет готовить подарки за Зызу. Нет, не будет...

   К утру небо заволокло то ли тучами, то ли мороком. Стояло безветрие, дымка. Холмы за рекой виднелись в завесе, будто всё племя вышло на охоту и гнало зверя факелами к обрыву.

   Зыза всё утро возился со шкурками, очищал, тёр скребком, а Живущий без племени занялся починкой. Несколько раз уколол пальцы, ругался и жаловался небу, что глаза его уже стары. Вот была бы у него жена, а лучше две... Тут он совсем взвыл - седая борода, заплетённая в тоненькую косичку, оказалась пришитой накрепко. Старик выдрал её, оставляя клок волос, и закинул за плечо. Но вдруг заругался ещё громче, отбросил в сторону сломавшуюся иглу, нож полетел туда же.

   Зыза подобрал их, покрутил. И принялся точить на камне. Но костяная игла обломилась опять, а нож расслоился и развалился в руках. Тогда Зыза достал из мешочка на поясе запасную иглу и нож и положил у ног Живущего без племени. Тот вздохнул, лицо его разгладилось и посветлело. А через некоторое время старик опять принялся рассказывать.

   - Когда-то моё племя жило у Большой Воды. Большая Вода горькая и тёплая, и у неё нет края. Отец мой ловил рыбу, нырял и поднимал ракушки...