Ты знаешь ответ

До тренировочного поля пять минут ходьбы, и эти пять минут Кир потратил на размышления. Вновь и вновь прокручивал в голове ситуации, картины, сравнивал детали. И когда увидел на площадке тех же трех воинов, что стояли и вчера, все встало на места.

Тренировка помогала расслабиться, освободить разум от мыслей. Обдумать все снова, с самого начала.

Тренировка, построение, речь. Завтрак, а блюда одни и те же. И, главное, когда он подошел с этим вопросом к повару, то очень того удивил. Вчера ели овсяную кашу. Сегодня пшенная.

Эти слова поразили не хуже молнии. Всего три, но прозвучали они смертельным приговором.

Вчера ели овсянку.

Менялись караулы, мелькали знакомые имена. Распоряжение насчет обеда, новые места для разведки, новые приказы.

Время приближалось к обеду. Мрачный комендант крепости набил трубку табаком и закурил.

— И что? — поинтересовался сам у себя, вынимая трубку изо рта и выпуская кольцо дыма. — Теперь на обед будет то же самое рагу, что и вчера?

— Ты знаешь ответ, — равнодушно и устало сказал чей-то женский голос.

Майор выронил трубку. Та с гулким стуком упала на стол, тлеющие угольки рассыпались, оставляя на лежащей карте темные следы. Командир крепости выругался.

А девушка, что сидела в кожаном кресле улыбнулась. Она улыбалась, пока он убирал стол, пока вычищал трубку, и даже пока снова набивал ее пахучим табаком, которого у него оставалось не так много и который, если все правильно понял, нескоро закончится.

Она перестала улыбаться, только когда полный уверенности майор сел в зеленое кресло и закурил.

— Добрый день! — вежливо поздоровался Кир, хотя кресло напротив так и оставалось пустым.

Она в ответ лишь слегка склонила голову, пусть и знала, что он ее не видит. Ему не дано видеть, но дано говорить, а это не так уж и мало.

— Правда, что война закончится через пять дней? — поинтересовался майор, выпуская кольцо дыма.

Смерть поперхнулась и закашлялась.

«Откуда ты знаешь?» — чуть не слетели с ее губ слова, но девушка сумела сдержаться.

— Воды? — спросил мужчина, стряхивая пепел в пепельницу.

Девушка укоризненно посмотрела на него. Мужчина оставался спокоен и невозмутим, что в бою, что сейчас. А ведь он говорил со Смертью и прекрасно об этом знал. Она предпочла бы уйти, покинуть замок и оставить все как есть. Вот только она не имела на это права.

— Спасибо, не стоит, — сдержанно ответила, поправляя волосы и разглаживая одежду. — А насчет вопроса, что же ты знаешь ответ.

Кир кивнул в такт мыслям. До обеда еще оставалось время, и его он решил потратить на разъяснение ситуации.

— Та бомба, она ведь была особенной?

— Ты знаешь ответ, — промолвила Смерть. К ней вернулась былая уверенность.

А он вновь кивнул в такт мыслям.

— Почему ты здесь? Чтобы помочь выпутаться из петли? — где-то не так далеко послышался обеденный колокол.

— Хотя, — тут же оборвал и поднялся с кресла, заставляя Смерть изумленно замолчать, — можешь не отвечать.

— И, правда, — холодно улыбнулась. — Ты ведь и так знаешь ответ.

Майор молча потушил трубку и поспешил в обеденный зал, провожаемый пристальным взглядом Смерти. Любой другой на его месте уже давно трясся бы от страха в дальнем углу, но только не он.

Девушка в кресле вздохнула с облегчением после сложно разговора. Тяжело говорить с тем, кто умеет задавать правильные вопросы. И еще труднее, когда он знает ответы.

Интересно, примет ли он ее предложение? Знать бы ответ.

День 10-ый

Найджел практически взлетел по лестнице, коридор преодолел бегом. Сердце бешено колотилось в груди и, казалось, сейчас выпрыгнет наружу. Одной рукой двенадцатилетний парнишка сжимал яблоко, что вручила ему кухарка, второй пытался нашарить у подоконника ключ от чердака.

Чердаком он называл небольшую пыльную каморку, заваленную разным хламом. Небольшое окно практически не пропускало свет, зато позволяло наблюдать за происходящим на плацу рядом с флагом. Устроился у подоконника и надкусил яблоко.

Здесь он жил несколько недель, с тех самых пор, как замок находился в осаде. И шел уже десятый, по его подсчетам, день с того момента, как взорвал штуковину, что выдал ему генерал Ульке, командир осады. И сейчас о своем поступке сожалел. Впрочем, когда в тебя втыкают нож, ты и не о таком пожалеешь.

Рука потянулась к груди, вчера здесь зияла рана, глубокая, как дно моря, и жгучая как крапива.

«Я не знаю никого с таким именем», — ответил вчера генерал, и Найджел ощущал себя преданным. Но ему не привыкать.

Он только сейчас начал понимать, что должен был погибнуть тогда, при взрыве, что произошел у одной из стен. Что-то перемудрил, и взрыв покорежил здания и камни, а не пробил вход для захватчиков, но панику в ряды внес не малую.

Свои и чужие. Найджел уже запутался в этих определениях. Как и пару дней назад, для него теперь все стали чужими. А за своих он считал… Ну, разве что кухарку, которая угощала его яблоками. А он приносил ей дрова.

Он остался один еще задолго до войны, и в поиске нового дома обошел почти всю страну. А последние пару месяцев привязался к генералу Ульке. И чуть не поплатился за это жизнью.