Ты знаешь, Северус...(СИ)

Знаешь, Северус,

Ты был прав - тоска пахнет дымом. Легким, горьковатым на языке и эфемерно-невесомым, как рой бабочек-траурниц. Такой еще запах у смерти, но это, скорее всего, ты помнишь и сам. Наверное, писать о таком совершенно глупо, но я понятия не имею, с чего начинать подобные письма. На которые никогда не последует ответа.

Сегодня я разбирала книги в кабинете Альбуса. Точнее, уже моем, но, что смешно, я так и не могу представить, чьим же еще он мог быть, кроме как кабинетом Дамблдора. У тебя тоже не получилось стать ему хозяином, это я вижу сейчас - по неаккуратным черновикам в ящиках письменного стола, твоим книгам, ютящимся на самых дальних полках. Ты как будто все ждал, что скоро появится настоящий владелец, и ты снова уйдешь к себе в подземелья. Больше не директор. Вообще не директор.

Кстати, не знала, что тебе нравится Моэм…

Не думай, я не хочу казаться навязчивой, но не портреты же на стенах спрашивать, в самом деле.

Северус, что такое пустота? И можно ли выписать рецепт в Святом Мунго на какое-нибудь зелье, чтобы этот глухой холодный комок в груди исчез навсегда? Впрочем, я уже знаю ответ: нельзя. Потому что иначе ты бы забыл свою зеленоглазую ведьму. Не думай, Поттер тут не причем, хотя он только подтвердил мою догадку. Я знала, давно знала и видела, как ты смотришь на Лили Эванс, хотя и не одобряла этого.

Ты выпил свою любовь до капли, Северус Снейп. И никакое противоядие не было способно излечить тебя от этого.

Скажи мне, почему ты пришел тогда, зимой? Устал от всего или просто предчувствовал свой конец? И огневиски ли, как ты потом клялся, заставило тебя негромко постучать в дверь?

Потом ты появлялся из ниоткуда снова и снова и сидел до поздней ночи, глядя в огонь. Словно зная, что у меня не поднимется рука прогнать тебя, из убийцы Альбуса ставшего вдруг тем шестикурсником, который однажды пришел ко мне просто потому, что идти тебе больше было не к кому. Тогда ты искал утешения, теперь ты жаждал покоя. Я не могла тебе отказать.

Я многое хотела у тебя узнать, но ты молчал, уставившись на языки пламени, из вечера в вечер. И мне казалось, что скоро я начну различать малейшие перемены твоего настроения, несмотря на вечную маску, которую ты носил.

Ты будешь смеяться, но я забыла, с чего все началось. Откуда появились эта тоска и ощущение ирреальности всего происходящего, откуда эта новая жизнь, раскрашенная в цвет сепии. Если раньше мир был для меня черно-белым, в соответствии с однотипными ярлыками, которые я так любила примерять на каждого человека и думать, что теперь понимаю его до конца, то сейчас этот вечный желтоватый цвет… он сводит с ума, он глушит звуки и размывает очертания, как медленный болезненный яд.

Чем же ты отравил меня, Северус?

Только однажды ты позволил себе быть откровенным. Когда все вдруг летело в тартар, когда я не понимала, что происходит, ты вдруг проявил свое чертово милосердие и сказал, что все в порядке. Слова были другими, но смысл, о, смысл был яснее, чем Люмос. И почему-то такая сила была в этих простеньких вроде словах, что я безоговорочно тебе поверила.

Все случилось днем, а вечером ты пришел с абсолютно пустым взглядом, как будто столкнулся с дементором. И впервые за много-много дней я видела, как дрожит палочка в твоих пальцах. Тогда я испугалась по-настоящему…

Ты не знал, но я никогда не умела так прятать свои эмоции, как это делал ты. Бесстрастный, каменный, холодный - какие эпитеты не возьми, это лишь красивые слова, хотя в них есть своя доля правды. Мы все в Хогвартсе в этот год оказались потерпевшими кораблекрушение. А ты оставался скалой. Сильнее нас. Гораздо сильнее.

Это была длинная игра в загадки, где так и не прозвучали ответы. Зима сменялась не менее холодной весной, а ты все изредка стучал. И постепенно я стала ждать этого стука, я поняла вдруг, что не могу заснуть, напрягая слух до предела в надежде, что вот-вот в тишине раздадутся слабые удары, и мне снова нужно будет разжигать камин и смотреть в огонь, угадывая, что же видел там ты.

А потом та грань, около которой мы ходили, жадно высматривая что-то в пустой дали, оказалась стерта. Всего на несколько часов, на какой-то короткий по сравнению с вечностью миг мы просто перестали притворяться…

Тогда разразилась настоящая гроза, выл ветер, в стекла колотил мелкий дождь, который бывает осенью, не весной.

На журнальном столике осталась позабытая бутылка огневиски, которую ты так и не открыл - мы пили чай с мелиссой, но почему-то вкус его был горек. Полынь. Или рута.

Потом я, наверное, задремала, поскольку даже не помню, как ты оказался у моего кресла, пьяный своей тоской. Это был конец, бездна, в которую мы падали дольше, чем могли себе позволить и вот теперь все же коснулись дна, где эхо гулко вторило так и не произнесенное “безумцы”…

Теплые сухие губы.

Черные глаза зверя, смотревшие с какой-то дикой яростью.

Руки на плечах. Неожиданно сильные и настойчивые.

Потухающий камин и полутьма. За окном взбесившаяся буря.

Все усиливающийся жар, за которым следовал столь же резкий холод.