Тыква

— Да пошел он к черту! — впервые за маску безразличия у Хорька прорвались какие-то эмоции.

— Вас как звать? — довольно бесцеремонно вопросил Мем.

— Кир Энигор, — подбородок Хорька слегка вздернулся от гордости за собственное благородное имя. Впрочем, в отличие от кира Нонора, в облике Хорька ничего благородного для дополнения имени не было.

— Кир Энигор, вы знаете, где приют братьев Молчальников на Старой набережной?

— На затопленном берегу?

— Почти. Если они не там, то считайте, что я далеко не все на свете знаю.

Хорек поблагодарил Мема кивком головы.

Глядя, как советник удаляется в указанном направлении, Мем испытал некоторую потребность пойти за ним, но остановил себя. Теперь это не мое дело, решил он. Огляделся. Заметил удобное место — неровный холм с травяным склоном, наверху площадка, на площадке две наклонившиеся друг к другу ивы и старый, засыпанный прошлогодней листвой и городской грязью сухой фонтан. По каменной лесенке Мем поднялся к полному мусора фонтану, сел там на облезлую лавку и распаковал курицу. Потом, когда курица кончилась, а все объедки Мем скормил бродячему псу, никаких оправданий для того, чтобы продолжать сидеть здесь, на возвышении под плакучими ивами, в прямой видимости от Первой префектуры, и, самое главное, ждать новогодних чудес, уже не осталось. Однако Мем сидел. С мечтой о золотом значке и новой жизни расставаться он не торопился. Мечты у Мема вообще никогда не умирали сами. Разве только их убивал кто-нибудь.

Город уже спешно готовился к предстоящим празднествам. День был солнечный, ясный и светлый. На улицах поперек луж клали деревянные мостки, чтобы не мочить в праздник ног; вдоль домов и меж старых столбов-водомеров у Рабежского перевоза натягивали проволоку — в ночь, когда Аллилат зальет город золотисто-алым светом, по проволоке развесят фонарики на счастье. Чем больше фонариков, тем больше счастья. На Речных Пристанях, кажется, праздник уже начался. Во всяком случае, оттуда трубили, барабанили и верещали, словно на ярмарке. Возможно, это означало запуск третьей ступени шлюзов, которую задействуют только весной и осенью, в большой разлив. Вода и правда поднялась очень высоко, затопила заросшие откосы по берегам каналов ближе к Порту и плескалась у самых гранитных парапетов верхнего и среднего города.

Мем снисходительно смотрел за этими приготовлениями с вершины травяного холма. Он перестал беспокоиться о будущем и вообще о себе. Теперь он чувствовал силу не только взять древний межевой камень, выдрать его из земли, куда тот за три сотни лет накрепко врос, и опрокинуть в сухой фонтан. Сейчас Мем знал, что может сделать то, что сам решит. А это гораздо серьезнее и важнее.

Не то, чтобы Мем по-прежнему верил в тот золотой значок. Просто настроение у него было грустно-благостное. Как будто он прощался с чем-то хорошим и теплым, оставившим после себя только добрые, пусть и немного смазанные из-за торопливости знакомства, впечатления. Радоваться-то повода особенного не было. Вексель он так и не нашел. В любви разочаровался. Господин Рарон, конечно, получил от инспектора Нонора по заслугам, но и в том радости мало. Датар, судя по всему, уедет из Столицы — именно для того он старался. Путал следы, как мог. Зарабатывал одобрение молчальников. Подставлял под удар себя, чтобы оградить того, за кем по городу шла нешуточная охота. Почему Мем сразу не догадался про пьяный гриб? Ведь все красноглазые его нюхают у себя в пещерных городах, чтоб видеть в темноте, там без этого нельзя, почти без света ведь живут… Государя жалко немного. Что такое быть младшим сыном, Мем знал не понаслышке. Иди туда, иди сюда, бери это, сделай то, слушай старших… Очень интересно, на кого будет смотреть кир Хагиннор Джел, если взять двух его таких непохожих друг на друга сыновей и поставить их рядом. Они оба приехали с далекого Севера. Оба из монастырей. Но один государь, второй — нищий. Один столичная штучка, другой — настоящий монах. Один совсем на отца не похож, пока молчит; другой похож абсолютно, но говорить отказывается. Жаль и кира Хагиннора. Тяжело это — выбирать между детьми, кого любить больше.

И вот, когда Мему стало казаться, что ничего уже не произойдет, что дело о тыкве действительно кончилось ничем, пшиком, что Тайная Стража накрыла свои и чужие интересы войлочным колпаком, под который случайным людям опасно соваться, вокруг Первой префектуры началась суета. Сначала проехал конный патруль. Потом какие-то люди рассредоточились по улице, ведущей от Хлебной площади к Пожарной. Потом очередь дошла и до Мема. К нему подошли двое господ в чистых плащах свободного покроя, — настолько свободного, что под ними можно было носить запрещенное в городе оружие, ничуть не смущаясь самим и не смущая окружающих.

— А вы что здесь сидите? — спросил один. Второй в это время внимательно к Мему присмотрелся. Возле левого глаза у него наличествовал пожелтевший и припудренный, но весьма знакомый синяк.

— Инспектор Иргин? — кивком поприветствовал меченого инспектора Мем.