Тыквенная книга

– Это в честь Эдмона Дантеса.

– Твоим родителям он нравится?

Дантесса пожимает плечами.

– Откуда мне знать? У меня, в общем-то, нет родителей. Только книга…

Но договорить ей не удаётся.

– А-а-а! – пронзительный визг разрывает пространство. От неожиданности Элла подскакивает и, зажав уши, оборачивается.

За её спиной стоит растрёпанный призрак: белая-пребелая кожа, огненно-красные глаза навыкате, раскрытые пухлые губы, точно ужаленные осами. И кошки.

До невообразимости много кошек.

Повсюду: в медных волосах девицы, на тонких руках с синими венами, в складках измятого бального платья. Кошки ластятся, довольно урчат, трутся о ноги, путаются в волосах. Они вьются вокруг неё как пыль, совершенно невесомые, почти не существующие, как призраки, то появляются, то исчезают. Кошки – они точно, непослушный узор гранатовых косточек, словно кто-то разорвал ожерелье, и теперь ветер незатейливо перебрасывает бусины с места на место.

И прежде чем Элла осознает, реальность ли это или обман зрения, её оглушает вопль.

– А-а-а! – надрывается незнакомка и заходится в сухом кашле.

Серый кот спрыгивает с её рук и бросается на Эллу. Царапает, бьёт когтями по ногам, точно обезумивший дракон. Девочка, тихо повизгивая, вскакивает и бежит прочь, на первый этаж, едва не споткнувшись на лестнице. Кот устремляется за ней и пытается ухватить за пятку, самое лакомое для котов место.

– Ещё увидимся! – бросает ей Дантесса. Неуверенно машет рукой и обречённо, устало вздыхает.

Внизу Эллу уже ловит разгневанная Марфа Ильинична. Сегодня она подвязала волосы красным платком в белый горошек, что сделало бы её облик более добродушным, если б не суровый взор поверх огромных очков на кривом носу.

– Так-так. Ты поднималась наверх?

– Нет, Марфа Ильинична, – Элла с трудом дышит и оглядывается. Погони, слава богу, нет, свирепый кот где-то отстал. Ещё удастся выкрутиться!

Экономка смеряет шалунью недовольным взглядом, точно злая мачеха, разочарованная безупречностью золушки.

– Твоему дяде, Марку Андреевичу, очень не понравится, если ты будешь шуметь и гулять где нельзя. Ты хорошо поняла?

– Да, сударыня, – Элла виновато опускает голову. Не больно-то и хочется вновь встречаться с сумасшедшими девицами: одна чашками танцует, другая носится с кошками как изрыгающий пламя дракон.

– За непослушание у нас принято наказывать. После завтрака помоешь посуду.

– Хорошо.

Ну что сложного и ужасного может быть в мытье посуды? Вот Демидовы один раз по-настоящему хорошо наказали! Элла тогда после школы решила прогуляться по магазинам, выбрать классной руководительнице подарок на день учителя, и никому и слова не сказала. А Демидовы напрасно ожидали её к обеду. Выбранный Эллой магазинчик оказался закрыт, и глупышка несколько часов, пока не стемнело, околачивалась у витрины и разглядывала статуэтки ангелочков. Очень хотелось купить того с позолоченными крылышками. На двери не висело таблички «закрыто», и Элла надеялась, что продавщица вот-вот вернётся. Ещё пять минуточек – и обязательно. Так и простояла, пока сзади к ней не подкралась Демидова и не заехала ладонью по шапке.

«Вот негодяйка! Где ты носишься? Мы уже весь район на уши подняли! Как так можно, неблагодарная?»

Эллу безжалостно наказали: отобрали все книги и запретили читать целых две недели. А то эти книжонки ей совсем мозг убили! Думать разучилась самостоятельно! Несчастная, она сутками маялась, наблюдая за тем, как танцуют осенние листья, как капли дождя наперегонки стекают по стеклу и как голубь на подоконнике сосредоточенно чистит перья.

Ну, разве после такого какое-то мытьё посуды может её испугать?

Кухня – тесная комнатушка. В ближнем к двери углу – небольшой стол, накрытый поеденной молью скатертью. Тарелка остывающей каши и тёплый чай с миндальным пирожным. Вдоль стен – две раковины, три плиты по четыре конфорки каждая, несколько разделочных столов, над которыми висят сушилка и полки с крупами и приправами.

Элла наскоро съедает завтрак и принимается за посуду. Увы, из крана течёт лишь холодная вода, и полотенца для рук нет. Девчонка брезгливо стряхивает руками и расставляет посуду в сушилку над раковиной. Скорее бы! Пальцы уже окоченели. Со стороны Марфы Ильиничны отключить горячую воду – очень коварно. Впрочем, может, дела господина Норкина идут неважно, и семья вынуждена экономить? Ура! Последняя тарелка.

– Ах!

На столе вновь высится гора немытой посуды. Тут и чашки с прилипшими кусочками размокшего печенья, и тарелки, обильно смазанные мерзким на вид соусом, и просто жирные сковородки и кастрюльки с пенкой от бульона, которая подозрительно похожа на грибковый нарост.

– Откуда?

Терпеливо, стиснув зубы, Элла моет и эту посуду, и вновь – на столе волшебным образом возникает новая партия, даже попадаются стаканы, в которые заботливо напихали огрызки яблок и использованные салфетки с отпечатками помады. Ну что за манеры! Любимые опекуны этого бы не одобрили, но, увы, их здесь нет, чтобы разразиться грозной тирадой.

– Как такое возможно? Никто же не входил!