Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд

Меня лишь слабо утешает тот факт, что для принятия окончательного решения у нас впереди еще осень и начало зимы; по крайней мере, это ясно дали понять и капитан Бёрк, и сам генерал Крук. Я собираюсь поговорить с остальными белыми женами, когда мы вновь объединимся, чтобы «единым фронтом» начать убеждать наших супругов-шайеннов, – и, что не менее важно, женщин племени, что мудрее было бы подчиниться приказу белых. Но боюсь, что после относительно мирного лета и сейчас, во времена изобилия, задача убедить Людей отказаться от свободы и уйти с земель, которые даны им «навеки», будет не из легких – ведь понятие «договора» не столь многозначно у индейцев, как в нашей культуре.

И я начинаю все больше волноваться о нашей жизни зимой, особенно думая о малышах, что скоро появятся на свет. Летом нам здорово повезло с теплой погодой, так что мы почти не испытали на себе тягот ненастья – если, конечно, не брать в расчет почти непрерывный ветер прерий, который способен вызывать повышенную тревожность и раздражительность. А у бедняжки Марты резко усилилась аллергия на цветение. Но теперь, уловив всего лишь первые порывы арктического ветра из северных земель, я просто в ужасе от ждущей нас перспективы. Конечно, получить более-менее постоянный приют при агентстве – возможно даже, в самом настоящем доме, кажется куда более манящим, чем долгая зима в вигваме. При всем том должна признать, что жилище индейцев устроено потрясающе удобно: летом в нем на удивление прохладно, и до сих пор, даже при первом осеннем холоде, все еще очень тепло. К тому же он мгновенно прогревается, стоит утром развести огонь.

А вот и Перо-на-Макушке со своим прелестным малышом – которого я зову Уилли, в честь моего драгоценного Уильяма – скользнула ко мне под бизоньи шкуры. Я сама придумала эту нехитрую традицию: частенько в прохладные часы рассвета они пробираются в мою постель, и я начинаю тискать мальчугана, который пахнет как дикая слива, и мы втроем возимся и хихикаем как дети, нередко снова засыпая друг подле друга – мы с Перышком в обнимку словно сестры, а Уилли устраивается между нами. Иногда к нам присоединяется и Милая Походка – ее мать не возражает против таких дружеских ночевок. Вот уже несколько ночей Тихоня вновь занимает свое законное место под шкурами подле своего супруга, а я уже достаточно оправилась от своих ночных страхов и уступила ей без сопротивления. Право слово, мы точно собачья стая, сбившаяся вместе, чтобы греться в общем тепле. Иногда и мой любимец, Наездник, залезает к нам – хотя в последнее время мне кажется, что он уже слишком взрослый, чтобы без задних мыслей обниматься с женщинами! – позавчера я сама почувствовала, как маленький наглец недвусмысленно упирается напряженным члеником мне в ногу! Я щелкнула по его твердому, словно карандашик, «стручку», чем быстро остудила его пыл, мальчишка лишь взвизгнул.

Но сейчас только мы, девушки, шепчемся и хихикаем под бизоньими шкурами; мы с Перышком «меняемся» английскими и шайеннскими словами, а малыш лопочет между нами. Никогда прежде я не видела такого веселого младенца – он очень редко плачет, а когда Перышко щиплет его за нос, то немедленно прекращает. Таков способ, которым индейские матери приучают детей к соблюдению полной тишины, как у животных.

Нам под нашими покровами тепло и уютно, здесь мы чувствуем себя в полной безопасности и никто не выражает желания высовывать нос на морозный воздух и любоваться первым хрустящим снегом. Никому нет охоты собирать вещи и начинать долгий поход по холоду и снегу. Но вскоре раздался клич племенного глашатая. Все разом прекратили галдеть и стали слушать «последние известия»:

– Нынешним утром Люди готовятся уйти! Мы идем к месту нашего зимнего стойбища! Мы идем домой. Собирайте вещи, Люди, складывайте вигвамы! Нынче утром мы готовимся уйти!..