Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд

До боли очевидным способом она пытается выставить меня в глазах капитана в самом неблаговидном свете. К сожалению, она не особенно умна, и пока ее попытки не увенчались успехом. Вот, например, сегодня за ужином она сказала:

– Мисс Додд – вы ведь миссионер, к какой же конфессии вы принадлежите, мне очень, право, любопытно?

Ах, значит, первая уловка направлена на то, чтобы я призналась, что я протестант – ведь капитан только что рассказал, что он крещеный католик и учился в иезуитской школе.

– Вообще, мисс Брэдли, я не принадлежу к Миссионерскому обществу, – ответила я, – так что речь о конфессиях не идет. По правде говоря, я скорее агностик в том, что касается организованной религии. – Я поняла, что лучший, да и самый простой способ защиты своей веры, или отсутствия таковой – сказать правду. Я надеялась, что эти слова не породят у доброго капитана предубеждения в мой адрес, ну, и к тому же из личного опыта знала, что католик охотнее примет атеиста, чем протестанта.

– Да? – с притворным замешательством спросила девушка. – Я-то думала, что для того, чтобы ехать к язычникам и проповедовать, в первую очередь надо быть прихожанкой.

И снова я угадала намерение мисс Брэдли сбить меня с толку. Я уверена, что чувство долга и прозорливость капитана упредили его от обсуждений деловых вопросов со своей невестой, но она совершенно точно успела догадаться об истинных целях нашей миссии. Пора бы.

– Зависит, мисс Брэдли, – ответила я, – от характера миссии. Разумеется, мы не имеем права обсуждать нашу будущую работу среди дикарей, достаточно лишь будет сказать, что мы будем… в некотором роде… посланницами мира.

– Ясно, – ответила девушка, очевидно, разочарованная тем, что ей не удалось заставить меня выразить хоть намек на смущение тем, что я распутная женщина и еду совокупляться с язычниками. Проведя почти год в психиатрической клинике за, скажем так, тот же самый «грех», я совершенно не опасалась банальных расспросов недалекой женщины вроде мисс Брэдли. «Посланницами мира…», повторила она, изо всех сил пытаясь придать своему голосу саркастичные нотки.

– Именно, – ответила я и процитировала:

С победой мир одной природы, ибо
Покорены тут обе стороны,
А побежденных нет[3]

.

– «Генрих четвертый», часть вторая, акт четвертый, сцена вторая! – пророкотал капитан с широкой улыбкой. И затем процитировал сам:

– Ты знала – завоеван я тобой,
Ослаб мой меч, опутанный любовью,
И подчиняется во всем лишь ей[4]

.