Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд

– Даже если сможешь, – возразила я, – ты не в силах запретить моей семье снова упрятать меня в это жуткое место. Как ты сказал, я не могу представить жизнь среди язычников? А ты не можешь представить, каково мне было там, где каждый день походил на предыдущий – один безнадежный и бессолнечный день сменялся другим, и так снова и снова. Что бы ни ожидало меня в странном новом мире, оно не сравнится с пережитыми мною скукой и тяготами лечебницы. Я скорее умру, чем вернусь туда, Джон!

И я встала и подошла к нему. Обняла за талию и положила голову ему на грудь. И стояла так, слушая биение его сердца.

– Должно быть, теперь ты ненавидишь меня, Джон, – сказала я. – Теперь, когда знаешь правду. Может, ты решил, что я заслужила свое наказание – быть отправленной к туземцам.

Капитан тоже обнял меня, и в тот момент, впервые за долгое-долгое время, я почувствовала себя в безопасности, точно на его груди я нашла убежище от смятения чувств и трагедий моей жизни. Я чувствовала его запах – запах сильного мужчины, подобный аромату осеннего леса, ощущала мускулы на его спине, точно крепкие стены хорошего дома. Ритмичное биение его сердца рядом с моим ощущалось, точно пульс самой Земли. «Так бы и остаться здесь, в его объятьях, как в безопасной гавани», – подумала я.

– Ты не можешь не знать, что я люблю тебя, Мэй, – сказал он. – Что я никогда не стану тебя презирать или осуждать. Если бы я мог остановить это безумие, я бы непременно это сделал. Сделал бы все, чтобы спасти тебя.

– Ты помолвлен с другой, Джон, – возразила я. – И я… и я тоже. Может, меня и можно было спасти, но уже слишком поздно.

В тот момент я поняла, что если кого и надо спасать, то это Джона Бёрка – от меня, от моей страстной в нем нужды, от желания раствориться в нем, как и от его желания раствориться во мне, стать единым и неразделимым целым. Кто так болезненно и так быстро лишается благословения Божьего, как не набожный мальчик-католик, воспитанный в иезуитской школе? Как не благородный офицер, помолвленный с другой? Какая любовь слаще той, что запретна?

Когда Джон Бёрк поцеловал меня, я ощутила легкий сладковатый привкус виски на его губах – и то, как глубоко внутри моральные принципы поддаются моей жажде, которая оказалась неизмеримо сильнее. Я почувствовала, как нас обоих уносит, и обняла его крепко-крепко, как спасательный плот, точно только прикосновение наших тел сможет удержать меня в этом месте в это самое время, и только в тот миг, когда наша плоть сольется в единое неделимое целое, я найду опору в этом мире, единственном, который я знаю.

– Так покажи мне, Джон, – выдохнула я ему в губы, – покажи, – молила я, – покажи, как любит цивилизованный мужчина…

8 мая 1875 года

Дорогой Гарри,

Должна написать тебе самое веселое и непринужденное письмо, какое можно сочинить в этот вечер, потому что если я когда и лишусь разума, то завтра же, в первую ночь на индейской территории. И если я напишу тебе, воображая, что ты когда-нибудь все же прочтешь это письмо, может, я смогу еще на мгновение продлить иллюзию, что все в порядке, что мне все приснилось, и я проснусь в твоих объятьях, и все будет хорошо… да, все будет хорошо…

Я стану женой вождя. Да-да, главарь дикарей выбрал меня в невесты! Его положение равнозначно нашему понятию о знатном господине, так что я стану повелительницей индейцев, что-то в этом роде… Ха! Видишь, Гарри, к чему привела наша история? Я теперь жена вождя, королева шайеннов, будущая мать дофинов-язычников.