Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

Но вдруг в пестрой праздничной толпе мелькал серый лоскут. У Эрика опускалось сердце — Человек В Сером Костюме был здесь! На солнце быстро наползала черная тень. В груди зарождалось ощущение тревоги. И тут же раздавался ужасающий грохот, а земля начинала колебаться. Дома рушились, вздымая тучи пыли. Люди с неслышными криками метались по улицам и гибли под обломками зданий.

А потом становилось душно. Откуда-то появлялись клубы ядовитого пара. У Эрика начинало щипать в горле — где же его респиратор? Люди вокруг корчились и падали в конвульсиях на землю.

И в тот самый миг, когда судорога окончательно перекрывала горло, Эрик, задыхаясь, просыпался.

* * *

Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух, потом открыл глаза — взгляд его упирался в кирпичную стену. Невыносимо громко (казалось, прямо над ухом) звенел звонок. «Вставайте, молодой человек … — увидав, что Эрик проснулся, седоусый перестал трясти его за плечо, — До прихода охранников матрасы должны быть убраны.»

Эрик откинул одеяло и сел.

Камера кишела людьми. Заключенные, спавшие на полу, складывали постельные принадлежности в три неаккуратные стопки у стены. Заключенные, спавшие на кроватях, выравнивали полосы одеял и клали квадраты подушек на середины изголовий. Человек пять-шесть мочились в парашу.

Звонок издал заключительную трель и умолк. Камера утонула в равномерном гуле голосов.

Потирая затекшую шею, Эрик встал и отнес постельные принадлежности к стопкам у стены. Потом сходил к параше и помочился (в проходе камеры заключенные поспешно строились в две шеренги). Загремел засов входной двери — Эрик встал в строй. В комнату вошли трое детин в черной форме внутренних войск и один детина в синем милицейском мундире, с длинной резиновой дубинкой на поясе и какими-то конвертами под мышкой. «Ра-авняйсь! — заорал черномундирный охранник с сержантскими погонами, — Смир-рна!» Разговоры стихли. «Иванов Э. К. и Рябов Г. О. — два шага вперед!» Вместе с Эриком из строя вышел лысый вор, спросивший вчера об их с седоусым «масти». «На выход. — приказал сержант, — Остальные к утренней перекличке при-иго-отовсь!» Эрик неуверенно посмотрел на седоусого, но тот лишь пожал плечами. Синемундирный милиционер-охранник — грузный парень с бледной бабьей рожей — сравнил лица Эрика и Рябова с фотографиями, рассовал фотографии по конвертам и махнул дубинкой в сторону двери.

Коридор — лифт — коридор.

Их привели в маленькую комнату — дверь открыл человек лет тридцати атлетического сложения с арийским лицом, в бежевом свитере и серых брюках. На столе у стены лежали две милицейские шинели и черная шуба. «Здорово, Гришаня … — с угрожающей ласковостью обратился „атлет“ к Рябову, — Говорил я тебе, что недолго будет твой дружок на свободе гулять?» — он кивнул в сторону сидевшего на скамейке заключенного, в котором Эрик узнал вчерашнего татуированного. Рябов ничего не ответил. «Вот сейчас третьего вашего кореша приведут, и поедем мы … — атлет сделал многозначительную паузу, — в следственный изолятор интенсивного режима в славном городе Щербицке … слыхал про такой?» «Гришаня» без выражения смотрел сквозь атлета. «Сесть.» — приказал (стоявший у стены) охранник. Рябов расслабленно опустился на скамью и шепнул что-то татуированному; «Чего?» — переспросил тот. «Еще раз ебло разинешь, — вмешался охранник, подбрасывая и ловя дубинку, — пожалешь, что на свет родился.» Стало тихо, лишь нивесть как сохранившаяся с лета муха жужжала под потолком. Эрик заметил, что у охранника шесть пальцев на правой руке.

Прошло минут пять. Атлет нервно прохаживался по комнате. Воры сидели, опустив головы, и внимательно рассматривали пол.

В дверь постучали, атлет открыл. Под конвоем еще одного охранника-милиционера в комнату вошел здоровенный парень с лицом дефективного. «Ворон!..» — ахнул он, увидав татуированного. «Молчать. — рявкнул атлет и повернулся к остальным трем заключенным, — На выход.» — он взял со стола свою шубу и направился к двери. Конвоиры разобрали шинели и вывели заключенных из комнаты.

Длинный коридор — лифт — короткий коридор. Атлет шел впереди упругой спортивной походкой.

На месте ковырявшего в носу ефрейтора сидел ковыряющий в носу сержант: «Чего, нашли своих урок?» — поинтересовался он, зевая. Ему никто не ответил. Один из конвоиров принес с улицы и раздал заключенным милицейского образца респираторы, шапки-ушанки и черно-белые, в тон комбинезонам, полосатые ватники. Потом достал из кармана две пары наручников и приковал правую руку Эрика к левой руке дефективного верзилы, а правую руку татуированного «Ворона» — к левой руке Гришани. «А этого зачем забираете, товарищ лейтенант?… — сержант ткнул пальцем в Эрика, — Нидерландисты ж не по вашей части?» «Новый следователь по его делу попросил в Щербицк доставить.» «А как же категория Б1?… — лениво удивился сержант, — Ежели его на интенсивный режим переводят …»; «Категорию обращения изменить недолго.» — усмехнулся атлет и, надвигая на лицо респиратор, направился к двери.