Тысяча девятьсот восемнадцатый год

Голоса. Томас Вендт — наша гордость. Томас Вендт — наш поэт.

Репортер. Я должен взять у вас интервью для «Нейе Винер Цейтунг». Когда родились? Забавные анекдоты из школьного периода? Собак любите? Кошек? Какое-нибудь редкое животное? Хамелеона или что-нибудь в этом роде? Читателю это нравится. (Обходит его кругом.) Угловат, несколько груб. Молчалив, мрачен. Так. К сожалению, ничего особенного в костюме. Не занимаетесь ли каким-нибудь оригинальным спортом? Может быть, разводите рододендроны или что-нибудь в этом роде? Ваше мнение о Будде? Что вы скажете о новом чемпионе по теннису? Автомобильная езда не содействует вашему поэтическому вдохновению?

Один из студентов. Какой пламенный язык. Какое дыхание. Видишь новый мир.

Голоса. Томас Вендт — наш. Это наш поэт.

Томас стоит неподвижно.

Кристоф. Благодарю вас. Благодарю вас сердечно от имени моего друга. Вы видите, он еще не пришел в себя от множества впечатлений. Извините уж его сегодня.

Хор голосов. Томас Вендт — наша гордость. Томас Вендт — наш поэт. Да здравствует Томас Вендт. (Уходят.)

Томас стоит неподвижно.

Анна-Мари. Томас, какой успех. И деньги у нас теперь будут. Как хорошо, Томас. Скажи же хоть слово.

Томас. Я хотел сделать людей зрячими, я хотел преобразить мир. (Тихо, с озлоблением.) Вместо этого — у меня «успех».

Анна-Мари. Я тебя не понимаю.

Кристоф. Надо быть справедливым, Томас. Большего ведь и ждать нельзя было.

Томас (горько). Нет, большего, конечно, я не мог ждать.

9

Отдельный кабинет в очень дорогом ресторане.

Георг во фраке. Беттина в вечернем туалете.

Беттина. Сегодня этот спектакль производит такое же сильное впечатление, как в первый раз.

Георг. А я сегодня как-то особенно болезненно ощущал тенденциозность пьесы. Сам Томас, право же, не придает теперь этой тенденции прежнего значения.

Беттина. Ты всеми силами стараешься отнять все лучшее, что у него есть, Георг.

Георг. Неужели это лучшее, что у него есть?

Беттина. У него есть все то, чего ты лишен.

Георг (улыбается). Это верно. У него молодость и не тронутая критикой любовь к массам. А я стар и скептичен, как черепаха.

Беттина (умоляюще). Георг!

Томас (входит, во фраке). Меня сильно задержали. Прошу извинить.

Беттина. Какой успех, Томас! На сотом представлении такой же, как и на первом.

Георг. Меня радует, что вы снова включили эту прелестную сцену, которую выкинули в премьере.

Томас. Это — измена.

Беттина. Измена?

Томас. Измена моему делу. Какое отношение имеет эта любовная сцена к борьбе духа с грубой силой? Что общего у нее с моей целью?

Беттина. Но это — искусство.

Томас (устало). Незачем спорить. Вы меня сломали. Как противен был мне вначале мой успех. И эти люди, эти эстеты! Зрелище силы тех, кого они боятся, приятно возбуждает их похоть. Они щекочут себе нервы призраком опасности, от которой лишились бы чувств, стань она действительностью. А теперь? Успех мне нужен, я упиваюсь им. Я привык к его яду. Я привык к вам.

Георг. А где Анна-Мари?

Томас. Она устала, капризничает. Послезавтра собирается в Ниццу, и нужно кое-что подготовить к отъезду.

Георг (с легкой иронией). Она тоже привыкла к успеху.

Томас. Да. Она была на верном пути. Теперь она ускользает от меня.

Беттина. Не судите поспешно, Томас.

Томас. Успех. Какая чепуха. Задумал изменить мир. Я. Изменило мир изобретение пороха, железной дороги, воздухоплавания. А что значу я со своими несколькими лоскутками полотна и горсткой загримированных молодцов? Я, право, получаю по заслугам. Вместо того чтобы таять от звуков Лорелей в исполнении певческого квартета, обыватель у меня черпает смазочное масло для своего сердца. Моя физиономия ухмыляется со страниц журналов для семейного чтения. Пламенем и сталью хотел я быть, а чего я достиг? Сытый обыватель за недорогую цену массирует свою совесть.

Почему вы не смеетесь, Георг? Люди вашего круга ведь сильнее меня.

Господин Шульц (входит). Прошу извинить за неожиданное вторжение, сударыня. (Целует руку Беттине.) Услышав, что господин Вендт здесь у вас, я не хотел упустить случая принести мои поздравления по поводу его грандиозного успеха. Превосходная вещь, честное слово! Когда в последнем действии эти парни висят распятые на кресте… Да, замечательно. Вообще-то я не охотник до серьезных драм. Я больше за оперетку. Но эти вот распятые — это, скажу вам, нечто сказочное, клянусь честью.

Георг наполняет для него бокал.