— Ваш дизайнер прилетал из Чикаго?
— Мой бог, это невероятно, — произнес единственный среди женщин джентльмен. — С какой стати вы хотите продавать?
— А я знаю, — шепнул кто-то. — Это настолько романтично, что заставляет меня чувствовать себя старомодной.
— А вы и так весьма старомодны, — уверял джентльмен.
— Да как можно расстаться со всем этим? — спросил еще кто-то.
Ясно, что теперь моя очередь говорить.
— Видите ли, я оставляю все, потому что собираюсь замуж за жителя Венеции.
Потрясенный вздох.
— Я собираюсь там жить, — пояснила я мягко, пробуя слова на вкус. Я ли это, мой ли это голос?
Повисла долгая пауза, потом все начали говорить одновременно.
— Сколько вам лет?
— Как вы встретились?
— Он граф или что-то в этом роде? — спросила с придыханием одна из дам, уже вообразив себе неизвестно что.
Я думаю, что главным образом они хотели выяснить, богат ли он. Сказать напрямую, что мой избранник в общем-то небогат, — озадачить, развеять стремительно нарисованные фантазии; поэтому я отвечала уклончиво:
— Нет, он не граф. Он занимается банковским делом, а выглядит как Питер Селлерс.
— Ах, красавчик. Будьте осторожны.
Реплика дамы, которую считают старомодной.
— Поверьте, я знаю, о чем говорю. Четыре года назад моя подруга Изабель познакомилась на Капри с неаполитанцем, и он почти заманил ее в сети скоропалительного брака, если бы она не проснулась как-то ночью и не услышала его игривый разговор вполголоса на террасе их гостиничного номера. Он имел наглость утверждать, что только пожелал доброй ночи своей матери.
Ее история выглядела несколько несбалансированным коктейлем низкой зависти и подлинного желания защитить меня. Она не знает Фернандо, думала я. То, что мы плохо знакомы, каждому покажется опасным.
Одна из агентов, пытаясь спасти романтическую составляющую истории, вступила в хор:
— Держу пари, у него шикарный дом. Не так ли?
— Сомневаюсь, что он так уж хорош. Фернандо живет в кондоминиуме 1950-х годов, правда, на берегу. Да я его и не видела, — ответила я.
— То есть вы хотите сказать, что расстаетесь со всем, что строили всю свою жизнь, не зная…
Ее прервал единственный джентльмен, пытаясь охладить страсти.
— Возможно, дело в Венеции, она заражает влюбленностью. Если бы я имел шанс переехать туда, то не стал бы так уж сильно цепляться за этот дом.
И они продолжили упражняться в остроумии, уже без меня. Когда бригада удалилась, одна женщина задержалась, чтобы сделать мне предложение от себя лично. Цена была разумной, не слишком отличающейся от той, которую планировали мы с Фернандо, и я обсудила ситуацию с моим поверенным. Агент объяснила мне, что она долго планировала расстаться с мужем, уйти с работы и начать собственное дело. Она сказала, что этот дом, где есть столовая со стенами цвета губной помады, — последний стимул, чтобы активизировать ее личную программу возрождения.
— Я не оставлю за собой магического шлейфа, — предупредила я. — То, что вы купите этот дом, еще не значит, что вы влюбитесь в очаровательного испанца или кого-то в этом роде. Это просто маленький, хорошо ухоженный домик, — лепетала я довольно бессмысленно, желая защитить ее, а возможно, и себя саму от импульсивного поступка.
— Почему бы вам не подумать об этом, и мы сможем поговорить позже, — продолжила я, будто бы уговаривая порывистую юность с высоты собственной мудрости, но при этом стараясь не смотреть ей в глаза.
— И долго вы думали, прежде чем сказали «да» вашему венецианцу? Все случается в свое время и в своем месте, — произнесла она абсолютно убежденно. — Я хотела бы уточнить, какую мебель вы хотите оставить.
Много позже я узнала, что благодаря некоторой деликатной перепланировке моя красная столовая стала офисом, из которого эта дама управляет своим независимым агентством.
Я звонила детям. Я звонила своему поверенному. Фернандо звонил мне. Я звонила Фернандо. И мне казалось, что все будет просто? Я влезла в свою обычную черную одежду, джинсы и ботинки, помня, что должна оставить заказ у поставщика мяса до десяти. Я позвонила господину Вассерману, не обдумав предварительно меню на вечер. Я слышала собственный голос, сообщавший, что мне нужны бараньи ножки, штук пятьдесят. Я же никогда не готовила баранину в café. Привыкший к моим заказам относительно дичи и телятины, мистер Вассерман ненадолго задумался, затем уверил, что я получу свой заказ не позже трех.
— Что вы собираетесь готовить? — поинтересовался он.
— Я потушу их в собственном соку с помидорами и шафраном, приправлю чечевицей по-французски и черной оливковой пастой, — сообщил мой внутренний повар, не консультируясь со мной.
— Оставьте мне парочку к семи тридцати, ладно? — попросил Вассерман.