Тысяча душ

– Ну, что, батюшка? Что такое? – спросил советник губернского правления.

– Да что! Старик ваш хвалит, доволен! – отвечал предводитель.

– Это уж не Калиновича ли? – спросил банкомет, совершенно черный господин и, как видно, вполне желчного и мизантропического характера.

– Да, Калиновича… Что же? – спросил в свою очередь предводитель несколько обиженным тоном.

Банкомет улыбнулся.

– Он вам задает: хвалят! Он при мне ревизовал нашу губернию, так так сердечных пробрал, что до новых веников не забудут.

– Ну, уж вы, скептик! – произнес сибарит-хозяин, кутаясь в свой парижского покроя халат.

– Даст он вам, скептик! И рожа-то у канальи, как у аспида, по пословице: гнет дуги – не парит, сломает – не тужит.

Словам банкомета никто, однако, не поверил, и добрая молва о Калиновиче продолжала распространяться.

II

Недели через три восьмерик почтовых лошадей, запряженных в дормез английской работы, марш-марш летел по тракту к губернскому городу. Это ехал новый вице-губернатор. На шее у него, о чем он некогда так заносчиво мечтал, действительно виднелся теперь владимирский крест.

Впереди экипажа его, едва унося ноги, скакал, в разбитом тарантасе, исправник, придерживая свою треугольную шляпу, чтоб она не слетела, и все еще стараясь молодцевато опереться на свою тоненькую шпажонку. Сам начальник губернии выслал его навстречу, чтоб принять своего помощника с большим уважением. Но весь этот почет и эффект слишком, кажется, мало занимали и тешили моего героя – и далеко уж это был не тот фанфарон-мальчик, каким мы встретили его в первый раз, при вступлении его на службу. Понурив свою рановременно начавшую седеть голову, сидел он в коляске. По впалым и желтоватым щекам его проходили глубокие морщины, и только взгляд серых глаз сделался как-то еще устойчивее и тверже.

Сидевшая с ним рядом Полина тоже постарела и была худа, как мумия. Во всю последнюю станцию Калинович ни слова не проговорил с женой и вообще не обращал на нее никакого внимания. У подъезда квартиры, когда он стал выходить из экипажа, соскочивший с своего тарантаса исправник хотел было поддержать его под руку.

– Перестаньте! – проговорил Калинович, немного покраснев, и потом, как бы желая смягчить это, прибавил: – Очень вам благодарен; только напрасно вы беспокоились: вероятно, у вас и без того много занятий.

Проговоря это, он отвернулся и увидел полицеймейстера, красноносого подполковника и величайшего мастера своего дела. Приложив руку под козырек и ступив шага два вперед, он представил рапорт о благосостоянии города, что по закону, впрочем, не требовалось; но полицеймейстер счел за лучшее переслужить.

– Сегодня или завтрашний день изволите представляться его превосходительству? – спросил он, раболепно следуя за Калиновичем.

– Нет-с, ни сегодня, ни завтра: я еще устал, – отвечал тот.

На лице полицеймейстера отразилось некоторое удивление, которое он, впрочем, как следует хорошему подчиненному, постарался скрыть, и раскланялся. В тот же день сделали было набег члены губернского правления, чтоб явиться новому начальнику, но не были приняты. Дня через четыре, наконец, произошло первое представление вице-губернатора. Первоначально при этом проскакал с своим казаком полицеймейстер доложить губернатору, что новый вице-губернатор едет представляться. Правитель канцелярии, дожидавшийся доклада в приемной, несколько призастегнулся. Адъютант, читавший военные приказы, отложил их в сторону. Дежурный чиновник причесался перед зеркалом.

Калинович подъехал на паре небольших, но кровных жеребцов в фаэтоне, как игрушечка. Сбросив в приемной свой бобровый плащ, вице-губернатор очутился в том тонко-изящном и статном мундире, какие умеют шить только петербургские портные. Потом, с приемами и тоном петербургского чиновника, раскланявшись всем очень вежливо, он быстро прошел в кабинет, где, с почтительным склонением головы подчиненного, представился губернатору.

– Очень рад, любезнейший Яков Васильич, познакомиться с вами, – встретил его тот несколько обязательным тоном, но в то же время сейчас любезно предложил ему стул и сам сел.

– Что в Петербурге, скажите вы мне, так же шумно, деятельно? – начал он.

– Как и всегда, – отвечал Калинович.

– Славный город, славный! – продолжал губернатор с некоторым глубокомыслием. – Видели вы, однако, ваших товарищей-членов? – прибавил он.

– Они были у меня, ваше превосходительство, но я чувствовал себя с дороги не так здоровым и не мог их принять.

– О, да! Это все равно, и вы, значит, позволите мне представить их вам сегодня.

Калинович поблагодарил его кивком головы.

– Вы, может быть, захотите даже обревизовать губернское правление, чтоб потом быть тверже в вашем контроле?

– Я только хотел просить, ваше превосходительство, об этом, – отвечал Калинович.