Тысяча и одна минута. Том 2

Вот уж тут-то наш Илья вполне решился выполнить совет Мартына лысого, сказал серьезно и толком жене: «Эх Агафьюшка! неужели ты думаешь я позабыл тебя?.. Я привез тебе душегрейку кумачную готовую и строченую… да нарочно ее пока в клеть отнес, чтобы ты не вдруг обрадовалась!»

Кинулась любопытная Агяфья за душегрейкой в клеть, а Илья за ней… ину греть душу Агафьи арапником, приговаривая разные слова полезные, и надавал ей там советов хороших, и разных имен ласковых.

Прошло с месяц, все соседи и соседки дивовать начали: «что-де, толкуют, стало с Агафьей?.. Бывало она ни нам в речах не уступит, ни мужу пикнуть не даст, а теперь, как съездил Илья в город, стала баба такая тихая, скромная, что любо смотреть!.. Уж не привез ли он зелья какого с собой?..

– Да и то еще диковинка: тиха, скромна стала Агяфья, а ведь как взбеленится, рассердится, если кто помянет про душегрейку кумачную, или хоть просто про кумачь один!..

IV. Сказка о крестьянине Якове, по прозванию простая голова

Милости просим, господа почтенные! Кому угодно Русских щей расхлебать, разъесть Руской каши гречневой? Не все же нам кушать с перцем французский суп! Не к ночи, а ко дню будь помянуто, не приведи нам господи читать страсти этакие! У нас на Руси так не водится, возмите любую Гисторию, в ней сговорятся колдуны с злыми ведьмами, убьют богатыря на повал, на смерть; размечут тело белое но чисту полю; откуда ни возмется старичек-добрячек, с седой бородой в триста лет молодой, притащит живой, да мертвой воды, вспрыснет раз, вспрыснет два – и ожил богатырь, и встал он опять как ни в чем не бывал живехонек, лишь разве промолвит: чтодолго-де спал! И пойдет опять кутить по белу свету, да еще к концу, глядишь, и женится. Вот это-то нам и наруку; читаем мы это без устали: и страшно, и любо, и весело.

Не угодно ли будет послушать вам, люди добрые, вот такую-то Гисторию. Начинаю я рассказывать моим братцам-товарищам, с которыми я вместе рос, ладил и ссорился. Пристали ко мне, отдыху нет: сказку им скажи, да правду им сложи, да еще в добавок и песню спой; и все это сделай с места не сходя, рук не отводя!

Хитер вы народ! подумал я; стал считать, да расчитывать, умом-разумом раскидывать: скажи им сказку, за правду почтут, скажи им правду, сказкой назовут, а песен петь я совсем не горазд. Есть в нашей стороне Украинской казак-молодец, вот этот, так мастер, не нам чета; расскажет тебе сказку разумную – и правда в ней есть; станешь слушать, забудешь и пить и есть. Загадает тебе загадку вот хоть эдакую: трое шли, пять рублей нашли; семеро пойдут, много ли найдут? Бьешься, бьешься, никак не сменяешь. Бывало мелом, на черной доске, выводишь фигуры мудреные, ставишь аз, да буки французские, а и тут задачи эдакой век не выведешь. Вот его-то послушайте, братцы товарищи, так позабудешь, что варенухой, что борщем зовут. Говорит он, что его сказки будничные, а признаться по чистой совести дай Бог их слышать и в великой день.

Ну, уж нечего делать, пришлося начать, придет покончат, только чур моей сказки не перебивать; кто перебьет, тот сам начинай! Садитесь же в кружок, да все передом, и пойдет все с начала, да чередом, всяк себе смекай, да на ус мотай. Будь не красна моя сказка, не мудрая, за то ведь и работа-то не трудная, не сам я ее слагал, а так Бог послал, слыхал я ее от старосты Фоки, прозвищем Красной ус, так уж будет вам любо не любо, я за вкус не берусь; впрочем есть такая поговорка: не о том речь, что некуда лечь, а о том речь, чтобы было что печь; дескать будешь сыт, так и делу квит, наешься как на убой, да и Бог с тобой.

Так вот, други, и послушайте; это сказка не сказка и не присказка, начало с начала, середка на половине, а конец промелю, так не будет и в помине.

У некоего мужичка богатого, разумного, тороватого были ус, да борода, да жена молода; ус посалит, бороду погладит а с женой не поладит; то ей дай, да другое ей дай, сшей сарафан, купи запайку; этого накупишь, еще подавай! Плохо пришло дяде Якову, хоть велика мошна, да вся изошла, а Марфе жене нет и нуждушки, нашей ей обновы, сам хоть волком вой! Ну вот братцы-товарищи, видно, что жениться не всем хорошо!

Думает наш Яков, инда одурьвзяла, хоть идти себе в лес, да повеситься, загубить молодецкую голову с горькой думою. Ведь кто этого на свете не ведает: коли пуст кошель, тяжко на сердце. Думал он долго и не выдумал, что ему делать с головой своей. Между тем приходит время тяжкое, ходит выборный по деревне, да по окнам стучит: «эй миряне, эй люд честной! везите оброк на господской двор!» Обмерло сердце у Якова, опустились его руки: пуста мошна! Идет он к своей жене, повеся голову. «Нутка, Марфутка, разделывайся, все я в тебя прожил, теперь сама, как хошь! «Батюшки светы, как вскинулась Марфа Сидоровна. И пьяница ты, и такой сякой, и там-то тебя видели, и то-то ты пил!»