Тысяча И Одна Ночь

Дивлюсь я жавшим вина: как скончались»
А нам оставили живую воду.
Но лучше этого слова Абу-Новаса:
Оставь упрекать меня — упрёк подстрекает,
Тем самым меня лечи, что было болезнью.
О жёлтое! Горести не сходят на двор его,
Коснись оно камня, он узнал бы веселье.
Оно поднялось в кувшине — ночь была тёмная —
И в комнате засиял лучей его жемчуг.
Оно обошло мужей, которым покорён рок,
И им посылает он лишь то, что желают.
В руках оно девушки, одетой, как юноша:
В неё влюблены зараз сын Лота и блудник.
Скажи притязающим на знанье: «Запомнили
Вы нечто, но многое от вас ещё скрыто»,
Но лучше всего слова Ибн аль-Мутазза:[689]
Аллах, напои Джезиру, где тень дерева густа,
И пусть будет Дейр-Абдун обильным залит дождём.
Как часто меня будили к утреннему питью
На самой заре, когда рой птиц не взлетал ещё.
Молящихся голоса монахов в монастыре,
Что в рубищах чёрных плачут горестно на заре.
Как много средь них прекрасных обликов, чьи глаза
Истомой подведены и веки опущены.
Ходили они ко мне, прикрывшись рубахой тьмы
И шаг ускоряя от боязни, с опаскою.
И щеку им подстилал свою на дороге я
Униженно и влачил подол по следам своим.
И месяц блистал нам светом — чуть нас не выдал он,
Подобный обрезку, от ногтей отделённому.
И было, что было, но об этом я не скажу,
Благое предполагай, что было — не спрашивай.

От Аллаха дар того, кто сказал:

Я сделался богаче всех,
И радости себе я жду —
Я злато жидкое нашёл
И кубком меряю его.

А как прекрасны слова поэта:

Аллахом клянусь, иной алхимии не найти,
И все, что нам сказано о способах её, — ложь.
Киратом вина разбавь кинтар огорчения,
И вмиг оно превратится в радость и счастье.

А вот слова другого:

Тяжелы стаканы, когда пустыми приносят их;
Когда же их вином наполнят чистым,
Легки они и почти летают по воздуху;
Так и тела — легки от духов вышних.

А вот слова другого:

У чаши и у вина права есть великие:
Одно из их прав — чтоб права их не забыли.
Когда я умру, заройте подле лозы меня — в
Побеги её пусть поят кости мои всегда.
В пустыне меня не зарывайте — поистине,
Боюсь, что, когда умру, вина не попробую.

И он до тех пор соблазнял Маруфа выпить и говорил ему о красотах вина вещи приятные, приводя сказанные о нем стихи и тонкие рассказы, пока Маруф не согласился приложиться к краю кубка, и не осталось ему тогда ничего желать.

И везирь наполнял ему чашу, а он пил, наслаждался и ликовал, пока не исчезла для него истина и не перестал он различать ошибочное от правильного. И когда везирь понял, что опьянение его достигло предела и перешло границу, он сказал: «О купец Маруф, клянусь Аллахом, я удивляюсь! Откуда пришли к тебе эти драгоценности, подобных которым не найдёшь у царей Хосроев? Мы в жизни не видели купца, который бы имел столько денег, как ты, и никого щедрее тебя. Твои поступки — поступки царей, и это не есть дело купцов. Заклинаю тебя Аллахом, расскажи мне, чтобы я узнал твой сан и твоё место».