Тысяча И Одна Ночь. Книга 4

"О ты, к кому я, в страхе сетуя, стремлюсь,
Лишь ты для всех случайностей прибежище.
Одна мне хитрость - постучаться в дверь к тебе,
А отвергнут буду - в какую дверь стучаться мне?
О ты, чьих благ сокровища в словечке "будь",
Пошли - ведь благо у тебя все собрано".

И когда аль-Амджад услышал плач своего брата, он заплакал и прижал его к груди и произнёс такое двустишие:

"О ты, чья рука со мной всегда не одна была,
О ты, чьих подарков ряд превыше счисления,
Всегда, коль постигнут был я рока превратностью,
Я видел, что за руку ты тотчас меня берёшь".

А после этого аль-Амджад сказал казначею: "Прошу тебя ради единого покоряющего, царя покрывающего, убей меня раньше моего брата аль-Асада: может быть, мой огонь погаснет, не дай же ему разгореться". Но аль-Асад заплакал и воскликнул: "Раньше убит буду только я!" - и аль-Амджад сказал: "Лучше всего будет, если ты обнимешь меня, а я обниму тебя, чтобы меч, опустившись на нас, убил нас разом".

А когда они обнялись, повернувшись лицом к лицу, и прижались друг к другу, казначей связал их и привязал верёвками, плача, а затем он обнажил меч и воскликнул: "Клянусь Аллахом, о господа мои, мне тяжело убивать вас! Нет ли у вас пожелания, которое бы я исполнил, или завещания, которое я бы выполнил, или же послания, которое я бы доставил?" - "Нет у нас ничего, - сказал альАмджад, - а что касается завещания, - я завещаю тебе положить моего брата аль-Асада снизу" а меня сверху, чтобы удар пал на меня сначала. А когда ты кончишь нас и прибудешь к царю и он тебя спросит: "Что ты слышал от них перед смертью?" - скажи ему: "Твои сыновья передают тебе привет и говорят, что ты не знаешь, невинны они или грешны. Ты убил их, не удостоверившись в их проступке и не рассмотрев их дела". А потом скажи ему такие два стиха:

"Знай, женщины-дьяволы, для нас сотворённые, -
Аллах, защити меня от козней шайтанов! -
Причина всех бед они, возникших среди людей,
И в жизни людей земной и в области веры".

Мы хотим от тебя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, которые ты услышал", - сказал альАмджад..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать вторая ночь

Когда же настала двести двадцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что альАмджад сказал казначею: "Мы хотим от тебя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, которые ты слышал, и прошу тебя, ради Аллаха, потерпи с нами, пока я скажу брату ещё вот эти два стиха".

И потом он горько заплакал и стал говорить:

"Цари, ушедшие от нас
В минувшем, служат назиданьем,
Ведь сколько этою стезёй
Больших и малых проходило!"

Услышав от аль-Амджада эти слова, казначей так сильно заплакал, что увлажнил себе бороду, а что до аль-Асада, то его глаза залились слезами, и он произнёс такие стихи:

"Судьба после самых дел следами их нас сразит -
Чего же оплакивать тела нам и образы?
Чем ночь отличается - оплошность, Аллах, прости! -
От ночи, обманутой рукою превратностей?
Зажгла против Ибн Зубейда козни свои судьба,
Хоть в храме у камня он защиты искал себе"
О, если бы, Амра жизнь избавив за Хариджу,
Алия избавила судьба за чью хочет жизнь!"

А затем он окрасил щеку ливнем слез и произнёс такие стихи:

"Поистине, ночь и день природой так созданы,
Обманы присущи им, и козни, и хитрости.
Обманное марево - для них только блеск зубов,
И мрак устрашающий для них лишь сурьма для глаз
Проступок пред ночью мой (противен мне нрав её!) -
Проступок меча, когда храбрец отступает вдруг".

А потом он стал испускать вздохи и произнёс такие стихи: