Тысяча И Одна Ночь. Книга 5

"Было сердце у меня, и с ним жил я,
По сожгли его огнём и сгорело,
Не досталась её страсть мне на долю -
Достаётся ведь рабам лишь их доля.
Если то, что я вкусил, - яства страсти,
Несомненно, всяк вкусил их, кто любит..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста девятая ночь

Когда же настала четыреста девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Исхак, сын Ибрахима, мосулец, окончил свои стихи, среди собравшихся не осталось никого, кто бы не вскочил со своего места. "И они сели передо мной и сказали: "Заклинаем тебя Аллахом, господин наш, спой нам ещё одну песню". А я отвечал им: "С любовью и удовольствием!" И затем я сыграл как следует и произнёс такие стихи:

"О, кто же поможет сердцу, тающему в беде?
Печали со всех сторон верблюдов к нему ведут.
Запрета пускающим стрелу в глубь души моей
Вся кровь, им пролитая меж сердцем и рёбрами.
В разлуки день ясно стадо мне, что сближенье с ним,
Когда он далёк - лишь мысль, обманчиво-ложная.
Он пролил кровь, но её не пролил бы без любви,
И будет ли за ту кровь взыскатель и мститель мне?"

И когда он окончил свои стихи, среди собравшихся не осталось никого, кто бы не поднялся на ноги и не бросился бы потом на землю от сильного восторга, овладевшего им.

И я кинул лютню из рук, но люди сказали мае: "Ради Аллаха, не делай этого, дай нам услышать ещё одну песню, да прибавит тебе Аллах своей милости!" А я молвил: "О люди, что я буду прибавлять вам ещё песню, и ещё, и ещё! Но я осведомлю вас о том, кто я. Я Исхак, сын Ибрахима, мосулец. Я надменен с халифом, когда он меня требует, а вы заставили меня в сегодняшний день выслушать грубости, которых я не люблю. Клянусь Аллахом, я не произнесу ни звука и не буду сидеть с вами, пока вы не выведете отсюда этого буяна!" - "От этого я тебя предостерегал, и этого для тебя боялся!" - сказал тогда товарищ этого человека, и потом его взяли за руку и вывели, а я взял лютню и спел им со всем искусством те песни, которые пела невольница. А после того я потихоньку сказал хозяину дома, что эта невольница запала мне в сердце и я не могу быть без неё. "Она твоя, но с условием", - отвечал хозяин. "А каково оно?" - спросил я. И хозяин молвил: "Чтобы ты пробыл у меня месяц, и тогда невольница и то, что ей принадлежит из одежд и украшений, - твои". - "Хорошо, я это сделаю", - отвечал я. И целый месяц я пробыл у него, и никто не знал, где я, и халиф искал меня во всех местах и не имел обо мне вестей. А когда месяц кончился, хозяин дома вручил мне невольницу и дорогие вещи, которые ей принадлежали, и дал мне ещё евнуха, и я пришёл с этим в моё жилище, и мне казалось, будто я владею всем миром, так сильно я радовался невольнице.

И потом я тотчас же поехал к аль-Мамуну, и, когда я явился к нему, он воскликнул: "Горе тебе, о Исхак, и где это ты был?" И я рассказал ему свою историю. И аль-Мамун воскликнул: "Ко мне этого человека, сейчас же!" И я указал его дом, и халиф послал за ним, и, когда этот человек явился, он спросил его, как было дело. И он рассказал все, и тогда халиф воскликнул: "Ты человек благородный, и правильно будет, чтобы тебе была оказана при твоём благородстве помощь".

И он велел дать ему сто тысяч дирхемов, а мне сказал: "О Исхак, приведи невольницу!" И я привёл её, и она стала петь халифу и взволновала его, и его охватила из-за неё великая радость.

"Я назначаю её очередь на каждый четверг, - сказал он. - Пусть она приходит и поёт из-за занавесей".

И халиф приказал выдать ей пятьдесят тысяч дирхемов, и, клянусь Аллахом, я много нажил в эту поездку и дал нажить другим".

Рассказ о юноше, певице и девушке (ночи 409-410)

Рассказывают также, что аль-Утби говорил: "Однажды я сидел, и у меня было собрание людей образованных. И стали мы вспоминать предания о людях, и разговор наш склонился к рассказам о любящих, и всякий из нас стал что-нибудь рассказывать. А среди собравшихся был один старец, который молчал. И когда ни у кого не осталось ничего, что бы он не рассказал, этот старец молвил: "Рассказать ли вам историю, подобной которой вы никогда не слышали?" - "Да", - отвечали мы. И старец оказал: "Знайте, что у меня была дочь, и она любила одного юношу, и мы не знали об этом, а юноша любил певицу, а певица любила мою дочь. И однажды я пришёл в одно собрание, где был этот юноша..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста десятая ночь