Тысяча И Одна Ночь. Книга 9

И старуха вышла, влекомая привратником и рабом, и цвет её лица пожелтел, и у неё дрожали поджилки, и пошла к себе домой и вошла к Хасану. И когда она вошла, Хасан поднялся и поцеловал ей руки и поздоровался с нею, но старуха не поздоровалась с ним и сказала: "Иди поговори с царицей! Не говорила ли я тебе: "Возвращайся в твою страну". И не удерживала ли тебя от всего этого, но ты не послушался моих слов? Я говорила: "Я дам тебе то, чего никто не может иметь, и возвращайся в твою страну поскорее", но ты мне не повиновался и не послушался меня, а напротив, сделал мне наперекор и избрал для себя и для меня гибель. Вот перед тобою то, что ты выбрал, и смерть близка. Иди поговори с Этой развратной распутницей, своевольной обидчицей".

И Хасан поднялся с разбитым сердцем, печальной душой и испуганный, говоря: "О хранитель, сохрани! О боже, будь милостив ко мне в том, что ты определил мне из испытаний, и покрой меня, о милостивейший из милостивых". И он отчаялся в жизни и пошёл с теми двадцатью рабами, привратником и старухой. И они ввели Хасана к царице, и он увидел своих детей, Насира и Мансура, которые сидели у царицы на коленях, и она играла с ними и забавляла их. И когда взор Хасана упал на его детей, он узнал их и вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством, так сильно он обрадовался своим детям..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот пятнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда взор Хасана упал на его детей, он узнал их и вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством. А очнувшись, он узнал своих детей, и они узнали его, и взволновала их врождённая любовь, и они высвободились из объятий царицы и встали возле велик он и славен! - внушил им слова: "О батюшка наш!"

И заплакали старуха и присутствующие из жалости и сочувствия к ним и сказали: "Хвала Аллаху, который соединил вас с вашим отцом!" А Хасан, очнувшись от обморока, обнял своих детей и так заплакал, что его покрыло беспамятство. И, очнувшись от обморока, он произнёс такие стихи:

"Я вами клянусь: душа не может уже терпеть
Разлуку, хотя бы близость гибель сулила мне.
Мне призрак ваш говорит: "Ведь завтра ты встретишь их".
Но разве, назло врагам, до завтра я доживу?
Я вами клянусь, владыки, как удалились вы,
Мне жизнь не была сладка совсем уже после вас.
И если Аллах пошлёт мне смерть от любви моей,
Я мучеником умру великим от страсти к вам.
Газелью клянусь, что в сердце пастбище обрела,
Но образ её, как он, бежит от очей моих, -
Коль вздумает отрицать, что кровь мою пролила,
Она на щеках её свидетелем выступит".

И когда царица убедилась, что малютки - дети Хасана и что её сестра, госпожа Манар-ас-Сана, - его жена, в поисках которой он пришёл, она разгневалась на сестру великим гневом, больше которого не бывает..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царица Нур-альХуда убедилась, что малютки - дети Хасана и что её сестра, Манар-ас-Сана, - его жена, в поисках которой он пришёл, она разгневалась на сестру великим гневом, больше которого не бывает, и закричала в лицо Хасану, и тот упал без чувств. А очнувшись от обморока, он произнёс такие стихи:

"Ушли вы, но ближе всех людей вы душе моей,
Вы скрылись, но в сердце вы всегда остаётесь.
Аллахом клянусь, к другим от вас я не отойду
И против превратностей судьбы буду стоек.
Проходит в любви к вам ряд ночей и кончается,
А в сердце моем больном стенанья и пламя
Ведь прежде я не хотел разлуки на час один,
Теперь же ряд месяцев прошёл надо мною.
Ревную я к ветерку, когда пролетает он, -
Поистине, юных дев ко всем я ревную".