Тысяча и одна ночь. Книга 9

Явилась в зеленом платье полной луной она,
Застёжки расстёгнуты и кудри распущены.
"Как имя?" - я молвил, и в ответ мне она: "Я та,
Что сердце прижгла влюблённых углём пылающим.
Я - белое серебро, я - золото; выручить
Пленённого можно им из плена жестокого".
Сказал я: "Поистине, в разлуке растаял я!"
Она: "Мне ли сетуешь, коль сердце моё - скала?"
Сказал я ей: "Если сердце камень твоё, то знай:
Заставил потечь Аллах из камня воды струю".

И когда наступила ночь, Ситт-Мариам обратилась к девушкам и спросила их: "Заперли ли вы ворота?" - "Мы их заперли", - ответили они. И тогда Ситт-Мариам взяла девушек и привела их в одно место, которое называлось место госпожи Мариам, девы, матери света, так как христиане утверждают, что её дух и её тайна пребывают в этом месте. И девушки стали искать там благодати и ходить вокруг всей церкви. И когда они закончили посещение, Ситт-Мариам обратилась к ним и сказала: "Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать - меня охватила тоска по ней из-за долгого пребывания в мусульманских странах. А вы, раз вы окончили посещение, ложитесь спать, где хотите". - "С любовью и уважением, а ты делай что желаешь", - сказали девушки.

И затем они разошлись по церкви в разные стороны и легли. И Мариам обманула их бдительность, и, поднявшись, стала искать Нур-ад-дина, и увидела, что он в сторонке и сидит точно на сковородках с углём, ожидая её. И когда Мариам подошла к нему, Нур-ад-дин поднялся для неё на ноги и поцеловал ей руки, и она села и посадила его подле себя, а потом она сняла бывшие на ней драгоценности, платья и дорогие материи и прижала Нурад-дина к груди и посадила его к себе на колени. И они не переставая целовались, обнимались и издавали звуки: бак, бак, восклицая: "Как коротка ночь встречи и как длинен день разлуки!" И говорили такие слова поэта:

"О первенец любви, о ночь сближенья,
Не лучшая ты из ночей прекрасных -
Приводишь ты вдруг утро в час вечерний.
Иль ты была сурьмой в глазах рассвета?
Иль сном была для глаз ты воспалённых?
Разлуки ночь! Как долго она тянется!
Конец её с началом вновь сближается!
Как у кольца литого, нет конца у ней,
День сбора будет прежде, чем пройдёт она.
Влюблённый, и воскреснув, мёртв в разлуке!"

И когда они испытали это великое наслаждение и полную радость, вдруг один слуга из слуг пресвятой ударил в било на крыше церкви, поднимая тех, кто почитает обряды..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот восемьдесят третья ночь

Когда же настала восемьсот восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Мариам-кушачница с Нур-ад-дином пребывали в наслаждении и радости, пока не поднялся на крышу церкви слуга, приставленный к билу, и не ударил в било. И Мариам в тот же час и минуту встала и надела свои одежды и драгоценности, и это показалось тяжким Нур-ад-дину, и время для него замутилось. И он заплакал, и пролил слезы, и произнёс такие стихи:

"Розу свежих щёк лобызал я непрерывно
И кусал её, все сильней её кусая.
А когда приятною жизнь нам стала, когда заснул
Доносчик и глаза его смежились,
Застучали в било стучащие, в подражание
Муэдзинам, зовущим на молитву,
И поспешно встала красавица, чтоб одеться, тут,
Боясь звезды доносчика летящей,
И промолвила: "О мечта моя, о желание,
Пришло уж утро с ликом своим белым".
Клянусь, что если б получил я на день власть
И сделался б султаном с сильной дланью,
Разрушил бы все церкви я на их столбах
И всех священников убил бы в мире!"