Тысяча и одна ночь Майкла Дуридомова

– Ну на тебе, лошадка ты моя буйная, – Михаил отпустил бедра, уперся в них локтями, а ладонями поймал колышущиеся груди Белки и пальцами сдавил соски.

– Ооой, Мишутка, ну хватит тут, давай внизу еще… да… сильней… там у меня… Страшный Человек поселился… поймай его… за нос.

– Так это его нос? А я думал, что это… язычок… твоего… бельчонка.

– Ну не говори! Сдави его немного… ууух… пусти… все уже…

Белка выпрямилась, развернулась, стиснула руками шею Михаила и впилась ему в губы своими, – она переступала с ноги на ногу и прижималась низом живота к его бедру, терлась об него, обнимала ногами, пока не охнула.

– Еще раз! Ох и сильно как! Оххх… А ты еще нет? – девушка присела на корточки, – давай я его… вишенками моими накормлю… ты же любишь… я знаю… вот… вижу, что любишь… будут теперь у меня… пирожные… с кремом… нууу… ну вот… давай… размажь сам… Ой! Идет кто-то!!!

Белка вскочила и рванула в комнату, с разбега прыгнула на диван и распласталась на спине, раскинув руки и ноги. Михаил зашел следом и присел на край дивана, положил руку на колено девушки и поднял ее по внутренней стороне бедра – она сдвинула ноги и согнула их в коленях.

– Все! Больше не получишь! Я наелась!

– Ну ложись на животик тогда.

– А ты что будешь делать.

– Нарисую на тебе карту.

– Какую.

– Твою. Старому пирату нужно же знать, куда плыть. Чтобы спасти мир.

– На спине нарисуешь?

– На попке.

– Ну Мииишка! Противный ты пиратище!

– Ну ты же хочешь быть принцессой.

– Шведской?

– Нет.

– А какой.

– Моей. Персональной. Единственной.

– Единственной, говоришь?

– Ну да.

– Ладно. Что с тобой делать. Так и быть. Рисуй уже.

Sister of mercy A Nightmare on Elm Street

Михаил стоял перед дверью своей квартиры и хлопал себя по карманам в поисках ключей – ключей не было: телефон был, зажигалка была, а ключей не было нигде. Черт, у Тимки выпали, что ли. Вроде и пива не много выпили. Он набрал номер Тимура.

– Слышь, брат, а глянь там у себя вокруг кресла – не могу ключи свои найти. Уехал уже? К Дашке? Вот, блин, придется и мне. Да, Белка дежурит. Тащиться туда охота как голодному… ну ты понял. Ладно, бывай.

Надо Белке звонить.

– Привет, Бельчонок. Спасаешь народ? Никого нет? Скучаешь? К сессии готовишься? Умничка. Не ел ничего – не могу домой попасть. Ключи где-то вытряс. У Тимки может. Да он уже к Дашке умотал. Придется к тебе ехать. Какая улица? Вязов, 13? Какая, говоришь, маршрутка? А там? Ладно, язык до Киева доведет. Что? Что я забыл в Киеве? Языком?! Девушка? Нет. Нет у меня никакой девушки, у меня там дядька. Как какой – у которого бузина в огороде. Да я тебе зубы не заговариваю. У меня, кстати, зуб разболелся. Ладно, еду.

Михаил вышел на улицу, уже почти стемнело, на остановке никого не было, он закурил и стал ждать маршрутку – не было ее минут двадцать. И ехать было минут двадцать. Музыку слушать не хотелось – поднывал зуб, легонько постреливал на ухабах. Включились редкие фонари. Остановка была у самой больницы, трехэтажное кирпичное здание сталинской постройки встретило его мертвыми глазницами темных окон – только в одном, на втором этаже, горел свет. Вывеска под грязным стеклом торжественно возвещала: «Мухосранская районная больница. Поликлиника». Дверь была закрыта. Черт, надо со двора.

Во дворе света не было, Михаил с трудом нашел вход и зашел. За столом сидела бабушка – божий одуванчик.

– Закрыто.

– Мне Бэлу Бурлакову надо повидать.

– А Вы ей кто?

– А я ей конь в пальто, – без спроса вырвалось у Михаила.

– Кто?

– Брат родной. Двоюродный то есть.

– А пальто где?

– В гардеробе оставил.

– Да он не работает. Сопрут.

– Да оно старое – не жалко.

– Так Вы брат?

– Брат.

– Похожи.

– Да. Мы с ней ужасно с детства похожи. Особенно в темноте.

– А че вы в темноте делаете?

– Нууу… мало ли что. Плюшками балуемся. Туда-сюда.

– Вот, вся вы молодежь такая.

– Какая?

– Только бы побаловаться. Туда-сюда.

– А Вы че в молодости делали?

– А мы в молодости коммунизм строили.

– И че: ни туда, ни сюда?

– Не, ну канешна. Как без этого. Бывало и туда.

– Ну вот. Так, может, я зайду?

– Второй этаж, по лестнице, 211-й кабинет.

– Спасибо.

– Ну вы ж там смотрите у меня! Чтоб ни-ни!

– Да никада!

– Ладно.

Михаил поднялся по обшарпанной лестнице на второй этаж, увидел кабинет с надписью «Старшая медсестра», открыл дверь и зашел; за столом сидела Белка в белом халате с красным крестом на нагрудном кармане и читала.

– Слушай, Бельчонок, я тебя никогда в этом халате не видел.

– Не нравится?

– Наоборот. Немецкие фильмы вспоминаются. Про больницу.

– Это какие?

– Ну, разные. Знаешь, вот лежит человек, в гипсе, двигаться не может, страдает. Приходит сестра милосердия, вся в таком халатике… три верхние пуговицы случайно расстегнулись… ну и помогает ему, облегчает страдания. Спасает жизнь, можно сказать.

– Да, Мишка, это как раз про меня. Я люблю помогать людям. Поэтому и пошла на медицинский. Как твой зуб?

– Да не знаю, то заноет, то замолчит.

– Давай я посмотрю.

– Ты разве на стоматолога учишься?