Михаил прошел в кухню, сел на стул и закурил.
– Ой, Мишка, ты что, джакузи установил?! С музыкой?! Классно как! Иди сюда.
– Нравится?
– Так ласково, приятно, как будто ты мне массаж делаешь… в разных местах.
Михаил подавил в себе желание поработать массажистом, вернулся на кухню, докурил и пошел в комнату. Файл должен был «играть» пятнадцать минут. Из ванной донесся голос Белки – она пела, немного фальшивя, но выдерживая ритм и мелодию: Ай гат ю… андер май скин… ю мейк ми фил… ю мейк ми нау… ю мейк ми шайн… онли юууу… мейк ми фил гуд…
В комнату вошла Белка, замотанная в махровое полотенце, в два прыжка она очутилась у кресла, умостилась на коленях у Михаила и положила голову ему на плечо.
– Ну ты вся мокрая.
– А тебе не нравится?
– Нравится. Я люблю, когда ты мокрая. И когда голая. Под полотенцем. Давай мы тебя покачаем. Бедная девочка устала…
– Щас засну совсем. И что ты тогда будешь делать.
– Ничего не буду. Уложу тебя в постель.
– Прям так ничего и не будешь делать? Ты не заболел? Ну ты брихун какой, Мишка! Я вот попой чувствую, что он бы что-то поделал.
– Не, Бельчонок. Ты устала. Отдыхай, маленькая.
– Да ты меня уже так классно отдохнул! Представляешь, завтра на работе расскажу Галке, что прихожу я домой, мертвая прямо, нас сегодня главврач затрахал своими цэу, а мой Мишенька джакузи установил, свечи зажег, а потом качал на коленях, как маленькую девочку, а потом спать уложил и не приставал совсем – да она мне знаешь, что скажет.
– Что.
– Что ты себе другую завел. Признавайся – завел?
– Да что ты, Белка. То сама не хочешь…
– Я-то может и не хочу… А вот ты…
– Да я просто хочу, чтобы ты отдохнула. Как собиралась.
– Собиралась. А потом рассобиралась.
– Так тебя взбодрить может?
– Ну а я тебе о чем. Взбодрить меня надо, Миша. Хорошенько так. По полной программе.
– По полной, говоришь. Ладно. Держись тогда.
– Да чего мне держаться – небось не улечу.
– Это мы щас посмотрим, – Михаил выудил Галакси, открыл в Эмореке файл
– Ааааааааааааааааааааа!!! Мииишкааа!!! Держи меня!!! Я лечууу!!! Ой, повисла! Висю! В небе! Сними меня! Ой. Села.
Девушка раскрыла глаза и отпустила шею Михаила, щеки ее покрывал яркий румянец.
– Что это ты со мной сделал?!
– Взбодрил. Или нет.
– Взбодрил твою мать – как в чайной рекламе – по полной программе!
– Еще, может, хочешь?
– Конечно, хочу! А то зиппер у тебя заржавеет. Ну-ка, проверим. Нет, хорошо работает. И под ним все хорошо работает. Давай я на нем посижу. Или попрыгаю. Он не против?
– Да когда это он был против. Прыгай в седло. Поехали!
– Мишка!
– Оу.
– Я хочу подержаться за твои уши. Чтоб не упасть.
– Да дер… жись… за что… хо… чешь.
– Ты будешь мой коник сегодня. Здоровый такой. Ну давай, коник, брыкни сильнее. Ууух… хорошо! Правильный ты у меня… коник. Давай! Еще! Еще! Ой, умру! Все! Стой! Стой, мой хороший, стой. Я приехала. А ты… а он… нууу… куда ты рвешься… конь ретивый… я тебя крепко держу… за твою… конячью… голову. Ну давай… давай… вот… молодец… хороший… хороший… коник… подлец мой любимый… опять меня всю извозюкал… опять… в ванную надо…
Они лежали на диване, отдыхая, девушка обнимала Михаила левой рукой и двигала левую ногу по его ногам.
– Устал?
– Да я бы еще… девяносто миль… до канадской границы… как раз плюнуть.
– Ну, Мишка, у нас разве есть канадская граница?
– Нету, маленькая, нету. Давай спать.
– Ну давай.
Спал Михаил плохо, вздрагивал, ворочался и иногда просыпался. Снилось ему, что они с Белкой летят в самолете, Белка почему-то блондинка, они почему-то оба голые, но в шлемах и очках, надевают на себя парашюты и, взявшись за руки, выпрыгивают из самолета. Поток воздуха разбрасывает их в разные стороны, вертит, и в голове у него крутилась мысль, что