Тысяча И Одна Ночь (СИ)

— Согласен не сейчас, поговорим позже. — располагаюсь между стройных ног, раздвигаю коленом. — Сейчас, я нуждаюсь только в твоей мокрой малышке.

Накрываю её губы своими и вхожу в неё резко, заполняю до основания. Она сипло хрипит мне в рот. Замираю. Наконец сука, я там, где и должен быть всегда. Тесные стенки влагалища сжимают пенис, не удивлюсь если приду к финишу раньше задуманного.

— Руся, тебе больно? — страхуюсь.

— Всё хорошо, немного не привычно.

Я начинаю медленно раскачиваться, давая ей время привыкнуть к моему размеру. В полной эйфории погружаемся в экстаз. Наше единение продолжается несколько волшебных часов и не знаю, как скоро смог бы оторваться от чувственной и отзывчивой своей девочки, пока стюардесса не позвонила к нам в комнату.

— Максимилиан Ростиславович, через час наш самолёт начинает посадку в Российской федерации города Москва.

— Принято.

Поворачиваюсь к Руслане, она была сейчас очень красивой. Раскрасневшаяся, с опухшими губами, с засосами на шее, от вида которых вновь возбудился.

— Нам нужно собираться, детка. Приземляемся.

— Конечно.

— Мы сейчас пойдём в душ, вместе! Согласна? — любуюсь своей женщиной. Она смущённо кивает. — но перед уходом целую в губы, углубляю поцелуй. Завёлся. Малышка отодвигается.

— Максим, у меня абсолютно всё болит. Мы не успеем! — не хотя встаю с постели, тяну Лану за собой. Она пытается прикрыться лежащим на полу халатом.

Спиной почувствовал, как

в комнате моментально поменялась атмосфера, уловил как она напряглась всем телом. Вырвала свою руку из моих ладоней. Складка пролегла между бровями. Трясущимися пальцами поднимает мой гаджет, который видимо выскользнул когда я раздевался.

На дисплее экрана красовалось сообщение от няни Анастасии Николаевны:

"Максимилиан Ростиславович, у вашей дочери поднялась температура и она не падает. Едем в больницу!"

— Мне кажется, Градский ты забыл мне упомянуть, о том, что у тебя есть дочь? — её глаза метали гневно молнии.

ГЛАВА 28

РУСЛАНА

"Фиктивный брак! Ха-х, вот это я набитая дура. И как можно было на это повестись? Идиотка!"

Злость, гнев, обида все отрицательные эмоции заставляют дрожать. И тут Градский даже не причем. Это всё я направляла на себя. Он то понятно упорно шёл к своей цели, всадить хорошенько и выкинуть. Как могла забыть, что его член трахает всё что движется.

Никогда не чувствовала себя такой обманутой, извалявшейся в помоях и грязи. Готова провалится сквозь землю, от стыда, от того, что так легко поверила, сдалась, с перекрывающим кислород страстью отдалась. Сказал несколько фактов обо мне и я поплыла, не зря говорят женщины любят ушами. Слушала его речи и млела, таяла, как сладкая вата. Признание Градского оглушили, сердечный ритм зашкаливал, услышанное ввело в онемевший ступор, внутренний фейерверк салютировал. Заставил считать себя особенной, желанной. Ведь невозможно так играть.

"На что ты рассчитывала, Егорова? Что любил и любит?" Миллионный раз задаю себе вопросы.

Лёгкие обжигают кислотой отчаяния, острая боль по цепочке растекается в каждой клетке тела. Тысяча иголок вонзается одновременно с невероятной силой. Какой-то замкнутый круг, из которого я думала уже, вырвалась. Я как бабочка, которая постоянно опаляет свои крылья летя на всепоглощающее пламя, источник света, коим является главный мужчина в моей жизни и единственный.

Голова кругом, все перемешалось. В горло засыпали разбитые стёкла, ещё немного и начнётся истерика. Чтобы окончательно не упасть ниже плинтуса, воспользовалась его оцепенелым состоянием. Собрала вещи с пола, забежала в ванну, заперлась и до посадки самолёта на землю из комнаты не выходила. Спустя полчаса поток слез, прекратился. Постаралась привести себя в божеский вид. Но тут походу даже опытные визажисты будут бессильны. Красные глаза, веки, губы словно ботексом накачали, да к тому же наполовину синие. Трогаю их рукой, вглядываюсь в отражение зеркала, от воспоминаний низ живота опоясывает раскалённым железом. Всплывают картинки с каким остервенением он их целовал, кусал, так и сказал в перерыве между нашим сумасшествием:

"— Хочу тебя искромсать, твои губы переживать, поглотить в себя, чтобы никто не смог до тебя коснуться и смотреть!"

"— А как же наш сын?"

"— Не знаю, я тебя даже к воздуху, которым ты дышишь начинаю ревновать. "

Болевые импульсы отдаются хлестким ударом в сердце. И подтверждение моим угнетающим мыслям служит его поведение. Не удосужился даже что-то объяснить, поговорить. Мол, не успел сказать или я бы обязательно тебе всё рассказал. Ничего, просто ноль. Только выхватил сотовый из рук, начал кому-то писать и без конца названивать. Не буду лукавить, приведя хоть один мизерный довод своего молчания о существовании дочери, я бы поверила безоговорочно. Так как моя наивная душа верила, хотела верить ему примитивно.