Тысяча и одна ночь. Том III

И он проходил мимо бани и вошел туда и снял с себя одежду, а оказавшись внутри бани, он увидел, что там чисто, и сел возле водоема и до тех пор поливал себе водою голову, пока не устал…»

И Шахразаду застигло утро, и от прекратила дозволенные речи.

Сто сорок третья ночь

Когда же настала сто сорок третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что бедняк сел возле водоема и до тех пор поливал себе водой голову, пока не устал. И тогда он подошел к холодному бассейну, но не нашел там никого, и, оставшись один, он вынул кусок хашиша и проглотил его.

И хашиш растекся у него в мозгу, и он покатился на мраморный пол, и хашиш изобразил ему, что знатный начальник растирает ему ноги, а два раба стоят над его головой – один с чашкой, а другой с принадлежностями для бани – всем тем, что нужно банщику. И, увидев это, бедняк сказал про себя: «Эти люди как будто ошиблись насчет меня, или они из нашего племени – едят хашиш».

Потом он вытянул ноги, и ему представилось, что банщик говорит ему: «О господин мой, подходит время тебе подниматься: сегодня твоя смена». И бедняк засмеялся и воскликнул про себя: «Чего Аллах захочет, то будет, о хашиш!» – а потом он сел молча. И банщик взял его за руку и повязал ему вокруг пояса черный шелковый платок, а рабы пошли сзади него с чашками и его вещами, и шли с ним, пока не привели его в отдельную комнату, и зажгли там куренья.

И он увидел, что комната полна всяких плодов и цветов, и ему разрезали арбуз и посадили его на скамеечку из черного дерева, и банщик, стоя, мыл его, а рабы лили воду. А затем его как следует натерли и сказали ему: «О владыка наш, господин, будь здоров всегда!» А после того все вышли и закрыли за собой дверь, и, когда бедняку представилось все это, он поднялся и отвязал платок с пояса и так смеялся, что едва не потерял сознание. И он продолжал смеяться некоторое время и сказал про себя: «Что это они обращаются ко мне, как к везирю и говорят: “О владыка наш, господин?” Может быть, они сейчас напутали, а потом узнают меня и скажут: «Это голыш!» – и досыта надают мне по шее!»

Затем он выкупался и открыл дверь, и ему представилось, что к нему вошел маленький невольник и евнух, и невольник был с узлом. И невольник развязал узел и вынул три шелковые салфетки, и одну из них он накинул ему на голову, другую на плечи, а третью повязал ему вокруг пояса. А евнух подал ему деревянные башмаки, и он надел их, и к нему подошли невольники и евнухи и стали поддерживать его, и, пока это происходило, он все смеялся. И он вышел и вошел под портик и увидел там великолепное убранство, подходящее только для царей, и к нему поспешили слуги и усадили его на сиденье и до тех пор растирали ему ноги, пока сон не одолел его.

А заснув, он увидел у себя в объятиях девушку, и поцеловал ее и положил ее себе между бедер и сел с нею, как мужчина садится с женщиной, и, взяв в руку свой закар, он притянул к себе женщину и подмял ее под себя…

И вдруг кто-то говорит ему: «Проснись, голодранец, уже пришел полдень, а ты спишь!» И он открыл глаза и увидел себя у холодного бассейна, и толпа вокруг него смеялась над ним, а его айр поднялся и салфетка на поясе развязалась. И ему стало ясно, что все это пучки сновидений и привиделись они из-за хашиша. И он огорчился и, взглянув на того, кто его разбудил, сказал ему: «Ты бы подождал, пока я вложу его». И люди закричали: «Не стыдно тебе, пожиратель хашиша, ты спишь, а твой закар поднялся!» И его колотили, пока у него не покраснела шея, и он был голоден и попробовал вкус счастья во сне».

И Кан-Макан, услышав от невольницы эти речи, так засмеялся, что упал навзничь и сказал Бакун: «О нянюшка, это удивительный рассказ, и я не слышал такой истории, как эта. Знаешь ли ты еще другие?» И она отвечала: «Да». И невольница Бакун продолжала рассказывать Кан-Макану всякие небывалые рассказы и смешные диковинки, и сон одолел его, а эта невольница до тех пор сидела у его изголовья, пока не прошла большая часть ночи.

И тогда она сказала про себя: «Вот время поймать случай!» И, поднявшись, обнажила кинжал и подскочила к Кан-Макану, желая зарезать его, но вдруг вошла к ним мать Кан-Макана. И, увидав ее, Бакун поднялась и пошла ей навстречу, и ее охватил страх, и она стала трястись, словно ее забрала лихорадка.

И когда мать Кан-Макана увидала ее, она изумилась и пробудила от сна своего сына, а тот, проснувшись, нашел свою мать сидящей у него в головах, и приход ее был причиной его жизни. А пришла его мать потому, что Кудыя-Факан слышала тот разговор, когда сговаривались убить Кан-Макана, и сказала его матери: «О жена моего дяди, иди к своему сыну, пока его не убила распутница Бакун». И она рассказала старухе обо всем, что случилось, от начала до конца, и та пошла, ничего не понимая и не ожидая, и вошла в ту минуту, когда Кан-Макан спал, а Бакун бросилась к нему, желая его зарезать.