Тысяча и одна ночь. Том XIII

«Проступок мне подари того, кто споткнулся, ты –
Раба покрывают ведь щедроты его владык,
С злодея достаточно вины от греха его,
Мученье раскаянья уже бесполезно ведь.
Вес сделал, к чему зовёт пристойность, сознавшись, я,
Где то, чего требует прощенье великих душ?»

И Нур-ад-дин с госпожой Мариам-кушачницей все время обменивались упрёками, излагать которые долго, и каждый из них рассказывал другому, что с ним случилось, и они говорили стихи, и слезы лились у них по щекам, как моря. И они сетовали друг другу на силу любви и муки страсти и волнения, пока ни у одного из них не осталось силы говорить, а день повернул на закат и приблизился мрак. И на Ситт-Мариам было зеленое платье, вышитое червонным золотом и украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и увеличилась её красота, и прелесть, и изящество её свойств, и отличился тот, кто сказал о ней:

Явилась в зеленом платье полной луной она,
Застёжки расстёгнуты и кудри распущены.
«Как имя?» – я молвил, и в ответ мне она: «Я та,
Что сердце прижгла влюблённых углём пылающим.
Я – белое серебро, я – золото; выручить
Пленённого можно им из плена жестокого».
Сказал я: «Поистине, в разлуке растаял я!»
Она: «Мне ли сетуешь, коль сердце моё – скала?»
Сказал я ей: «Если сердце камень твоё, то знай:
Заставил потечь Аллах из камня воды струю».

И когда наступила ночь, Ситт-Мариам обратилась к девушкам и спросила их: «Заперли ли вы ворота?» – «Мы их заперли», – ответили они. И тогда Ситт-Мариам взяла девушек и привела их в одно место, которое называлось место госпожи Мариам, девы, матери света, так как христиане утверждают, что её дух и её тайна пребывают в этом месте. И девушки стали искать там благодати и ходить вокруг всей церкви. И когда они закончили посещение, Ситт-Мариам обратилась к ним и сказала: «Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать – меня охватила тоска по ней из-за долгого пребывания в мусульманских странах. А вы, раз вы окончили посещение, ложитесь спать, где хотите». – «С любовью и уважением, а ты делай что желаешь», – сказали девушки.

И затем они разошлись по церкви в разные стороны и легли. И Мариам обманула их бдительность, и, поднявшись, стала искать Нур-ад-дина, и увидела, что он в сторонке и сидит точно на сковородках с углём, ожидая её. И когда Мариам подошла к нему, Нур-ад-дин поднялся для неё на ноги и поцеловал ей руки, и она села и посадила его подле себя, а потом она сняла бывшие на ней драгоценности, платья и дорогие материи и прижала Нурад-дина к груди и посадила его к себе на колени. И они не переставая целовались, обнимались и издавали звуки: бак, бак, восклицая: «Как коротка ночь встречи и как длинен день разлуки!» И говорили такие слова поэта:

«О первенец любви, о ночь сближенья,
Не лучшая ты из ночей прекрасных –
Приводишь ты вдруг утро в час вечерний.
Иль ты была сурьмой в глазах рассвета?
Иль сном была для глаз ты воспалённых?
Разлуки ночь! Как долго она тянется!
Конец её с началом вновь сближается!
Как у кольца литого, нет конца у ней,
День сбора будет прежде, чем пройдёт она.
Влюблённый, и воскреснув, мёртв в разлуке!»

И когда они испытали это великое наслаждение и полную радость, вдруг один слуга из слуг пресвятой ударил в било на крыше церкви, поднимая тех, кто почитает обряды…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот восемьдесят третья ночь

Когда же настала восемьсот восемьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Мариам-кушачница с Нур-ад-дином пребывали в наслаждении и радости, пока не поднялся на крышу церкви слуга, приставленный к билу, и не ударил в било. И Мариам в тот же час и минуту встала и надела свои одежды и драгоценности, и это показалось тяжким Нур-ад-дину, и время для него замутилось. И он заплакал, и пролил слезы, и произнёс такие стихи: