Тысяча и одна ночь

И, увидев существо такого вида, мы лишились чувств, и усилился наш страх, и увеличился наш испуг, и стали мы точно мертвые от сильного страха, горя и ужаса…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала пятьсот сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход и его товарищи увидели это существо с ужасным обликом, их охватил величайший страх и испуг. «И когда этот человек ступил на землю, — говорил Синдбад, — он посидел немного на скамье, а затем поднялся и подошел к нам. Он схватил меня за руку, выбрав меня среди моих товарищей купцов, и поднял одной рукой с земли, и начал щупать и переворачивать, и я был у него в руке, точно маленький кусочек.

И человек ощупал меня, как мясник щупает убойную овцу, и увидел, что я ослаб от великой грусти, и похудел из-за утомления в пути, и на мне совсем нет мяса, и выпустил меня из рук, и взял другого из моих товарищей, и стал его ворочать, как меня, и щупать, как меня щупал, — и тоже выпустил его; и он не переставал нас щупать и переворачивать одного за другим, пока не дошел до капитана, на корабле которого мы плавали.

А это был человек жирный, толстый, широкоплечий, обладавший силой и мощью, и он понравился людоеду, и тот схватил его, как мясник хватает жертву, и бросил его на землю, и поставил на его шею ногу и сломал ее. И потом он принес длинный вертел и вставил его капитану в зад, так что вертел вышел у него из маковки, и зажег сильный огонь и повесил над ним этот вертел, на который был воткнут капитан, и до тех пор ворочал его на угольях, пока его мясо не поспело. И он снял его с огня, и положил перед собой, и рознял его, как человек разнимает цыпленка, и стал рвать его мясо ногтями и есть, и продолжал это до тех пор, пока не съел мяса и не обглодал костей, ничего не оставив. И человек этот бросил остатки костей в уголь и затем, посидев немного, свалился и заснул на этой скамье и стал храпеть, как храпит баран или прирезанная скотина, и спал до утра, а затем поднялся и ушел своей дорогой.

И когда мы убедились, что он далеко, мы начали разговаривать друг с другом и оплакивать себя и сказали: «О, если бы мы утонули в море или съели бы нас обезьяны! Это было бы лучше, чем жариться на угольях! Клянемся Аллахом, такая смерть — смерть скверная, но что хочет Аллах — то бывает! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Мы умрем в тоске, и никто о нас не узнает, и нет для нас больше спасения из этого места!».

И потом мы поднялись, и вышли на остров, чтобы присмотреть себе место, куда бы могли спрятаться или убежать, и нам показалось легко умереть, если наше мясо не изжарят на огне.

Но мы не нашли себе места, чтобы укрыться в нем, а нас уже настиг вечер, и мы вернулись во дворец из-за сильного страха.

И мы посидели немного, и вдруг земля под нами задрожала, и пришел тот черный человек и, подойдя к нам, стал нас ворочать одного за другим, как и в первый раз. И он щупал нас, пока один из нас ему не поправился, и тогда он схватил его и сделал с ним то же самое, что сделал с капитаном в первый раз; он изжарил его, и съел, и заснул на скамье, и проспал всю ночь, храпя, как прирезанная скотина.

А когда взошел день, он встал и ушел своей дорогой, оставив нас, как обычно; и мы сошлись все вместе, и стали разговаривать, и говорили друг другу: «Клянемся Аллахом, если мы бросимся в море и умрем от потопления, это будет лучше, чем умереть от сожжения, ибо такая смерть отвратительна!» — «Выслушайте мои слова, — сказал один из нас — Мы должны ухитриться и убить этого человека и избавиться от забот и избавить мусульман от его вражды и притеснения». — «Послушайте, о братья, — сказал я, — если его непременно нужно убить, то нам следует перенести эти бревна к берегу и перетащить туда часть этих дров и сделать для себя судно, наподобие корабля, а после этого мы постараемся его убить, сядем на судно и поедем по морю в любое место, куда захочет Аллах, или же мы будем сидеть в этом месте, пока не пройдет мимо нас корабль, и тогда мы сядем на него. Если же мы не сможем убить этого человека, мы уйдем и поплывем по морю, — хотя бы мы утонули, мы избавимся от поджаривания на огне и убиения. Если мы спасемся, то спасемся, а если утонем, то умрем мучениками». — «Клянемся Аллахом, это правильное мнение!» — сказали все; и мы сговорились об этом деле и начали действовать.