Тысяча и одна ночь

 Он трахомный! Красны веки,
 Руки слабы и костисты.
 Поглядите, человеки,
 Как глаза его нечисты!»

И тогда посредник взял девушку, и подошел с ней к другому купцу, и спросил ее: «Продать ли тебя этому?» И девушка посмотрела на него и увидела, что у него большая борода. «Горе тебе! — сказала она посреднику. — Этот человек — баран, но хвост вырос у него на горле! Как же ты продаешь меня ему, о злосчастнейший из посредников! Разве ты не слышал, что все длиннобородые малоумны, и насколько длинна борода, настолько недостает ума. Это дело известное среди разумных, как сказал один из поэтов:

 Оттого длиннобородым
 Он явился пред народом,
 Чтобы скрыть короткий разум,
 Что короче с каждым годом».

И тогда посредник взял девушку и пошел обратно, и она спросила его: «Куда ты со мной направляешься?» — «К твоему господину — персиянину, — ответил посредник. — Достаточно с нас того, что с нами сегодня из-за тебя случилось. Ты была причиной отсутствия дохода для меня и для него своей невоспитанностью».

И невольница посмотрела на рынок и взглянула направо, налево, и назад, и вперед, и ее взгляд, по предопределенному велению, упал на Hyp ад-Дина Али каирского. И увидела она, что это красивый юноша с чистыми щеками и стройным станом, сын четырнадцати лет, редкостно красивый, прекрасный, изящный и изнеженный, подобный луне, когда она становится полной в ночь четырнадцатую, — с блестящим лбом, румяными щеками, шеей, точно мрамор, и зубами, как жемчуга, а слюна его была слаще сахара, как сказал о нем кто-то:

 С его красотой состязаться
 Явились газели и луны,
 Но я говорю: не годятся
 На это газели и луны.

А как хороши слова кого-то из поэтов:

 В оттенках глаз и лба так все различено,
 Как тьма и свет, и нет здесь места равнодушью.
 А гляньте — на щеке родимое пятно,
 Как точечка оно, поставленная тушью.

И когда девушка посмотрела на Hyp ад-Дина, будто кто-то лишил ее разума, и любовь к юноше поразила ее сердце…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка увидела Али Hyp ад-Дина, любовь к нему привязалась к ее сердцу. И она обернулась к посреднику и спросила его: «Разве этот юноша-купец, что сидит среди купцов и одет в фарджию из полосатого сукна, не прибавил к цене за меня ничего?» И посредник ответил: «О владычица красавиц, этот юноша — чужеземец, каирец. Его отец — один из больших каирских купцов, и у него преимущество перед всеми тамошними купцами и вельможами, а юноша находится в нашем городе малый срок, и он живет у одного из друзей своего отца. Он не говорил насчет тебя ни о прибавке, ни об убавке».

И когда невольница услышала слова посредника, она сняла со своего пальца дорогой перстень с яхонтом и сказала посреднику: «Подведи меня к этому прекрасному юноше — если он меня купит, этот перстень будет тебе за твое утомление в сегодняшний день». И посредник обрадовался и пошел с него к Hyp ад-Дину, и когда невольница оказалась подле юноши, она всмотрелась в него и увидела, что он подобен полной луне, так как он был изящен в красоте, строен станом и соразмерен.

И девушка посмотрела на Hyp ад-Дина и сказала ему: «О господин мой, заклинаю тебя Аллахом, разве я не красива?» И Hyp ад-Дин ответил: «О владычица красавиц, а разве есть в дольнем мире кто-нибудь лучше тебя?» — «Почему же ты видел, что все купцы набавляют за меня цену, а сам молчал и ничего не сказал и не прибавил за меня ни одного динара, как будто я тебе не понравилась, о господин?» — сказала девушка. И Hyp ад-Дин молвил: «О госпожа, если бы я был в моем городе, я бы купил тебя за все деньги, которыми владеют мои руки». — «О господин, — сказала девушка, — я не говорила тебе: «Купи меня против твоего желания». Но если бы ты прибавил за меня что-нибудь, ты бы залечил мое сердце, даже если бы и не купил меня, потому что купцы бы сказали: «Не будь эта девушка красивой, этот каирский купец не прибавил бы за нее, так как жители Каира сведущи в невольницах».