Тысяча и одна ночь

Мариам шла среди них точно луна среди звезд, и, когда упал на нее взор Hyp ад-Дина, он не мог совладать со своей душой и закричал из глубины сердца: «Мариам, о Мариам!» И когда девушки услышали вопль Hyp ад-Дина, который кричал: «О Мариам!» — они бросились на него и, обнажив белые мечи, подобные громовым стрелам, хотели тотчас же убить его. И Мариам обернулась, и всмотрелась в Hyp ад-Дина, и узнала его самым лучшим образом. И тогда она сказала девушкам: «Оставьте этого юношу: он, несомненно, бесноватый, так как признаки бесноватости видны на его лице». И Hyp ад-Дин, услышав от Ситт-Мариам эти слова, обнажил голову, выпучил глаза, замахал руками, скривил ноги и начал пускать пену из уголков рта. И Ситт-Мариам сказала девушкам: «Не говорила ли я вам, что это бесноватый? Подведите его ко мне и отойдите от него, а я послушаю, что он скажет. Я знаю речь арабов и посмотрю, в каком он состоянии и принимает ли болезнь его бесноватости лечение или нет».

И тогда девушки подняли Hyp ад-Дина и принесли его к царевне, а потом отошли от него, и Мариам спросила: «Ты приехал сюда из-за меня и подверг свою душу опасности и притворился бесноватым?» — «О госпожа, — ответил Hyp ад-Дин, — разве не слышала ты слов поэта: Сказали: «Ты сошел с ума из-за любви!» А я в ответ:

 «Лишь тот, кто спятил от любви, живет в блаженстве тихом.
 Безумье подарите мне и ту, которой рядом нет,
 И если спятит и она — не поминайте лихом!»

«Клянусь Аллахом, о Hyp ад-Дин, — сказала Мариам, — поистине, ты сам навлекаешь на себя беду! Я предостерегала тебя от этого, прежде чем оно случилось, но ты не принимал моих слов и последовал своей страсти, а я говорила тебе об этом не по откровению, чтению по лицам или сновидению, — это относится к явной очевидности. Я увидала кривого везиря и поняла, что он пришел в тот город, только ища меня». — «О госпожа моя Мариам, — воскликнул Hyp ад-Дин, — у Аллаха прошу защиты от ошибки разумного!» И потом состояние Hyp ад-Дина ухудшилось, и он произнес такие стихи:

 Подари проступок, что я не совершил,
 Милосердье господина да скует paба
 И довольно покаянья, если согрешил.
 Ведь раскаянье бессильно — такова судьба.
 Наказания достоин — это признаю,
 Но вокруг великодушья я не узнаю.

И Hyp ад-Дин с госпожой Мариам-кушачницей все время обменивались упреками, излагать которые долго, и каждый из них рассказывал другому, что с ним случилось, и они говорили стихи, и слезы лились у них по щекам, как моря. И они сетовали друг другу на силу любви и муки страсти и волнения, пока ни у одного из них не осталось силы говорить, а день повернул на закат и приблизился мрак. И на Ситт-Мариам было зеленое платье, вышитое червонным золотом и украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и увеличилась ее красота, и прелесть, и изящество ее свойств, и отличился тот, кто сказал о ней:

 Она явилась в сад в зеленом одеянье.
 О, кушачок тугой, о, водопад волос!
 Я вопросил ее: «О, как твое прозванье?»
 «Я уголь подношу, чтоб сердце обожглось!»
 Роптал я на любовь и на ее сверканье.
 Сказала: «Камень я, не слышащий хвалы».
 И я ответил ей: «Я знаю, ты из камня,
 Но повелел Аллах ключу бить из скалы!»

И когда наступила ночь, Ситт-Мариам обратилась к девушкам и спросила их: «Заперли ли вы ворота?» — «Мы их заперли», — ответили они. И тогда Ситт-Мариам взяла девушек и привела их в одно место, которое называлось место госпожи Мариам, девы, матери света, так как христиане утверждают, что ее дух и ее тайна пребывают в этом месте. И девушки стали искать там благодати и ходить вокруг всей церкви. И когда они закончили посещение, Ситт-Мариам обратилась к ним и сказала: «Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать, — меня охватила тоска по ней из-за долгого пребывания в мусульманских странах. А вы, раз вы окончили посещение, ложитесь спать, где хотите». — «С любовью и уважением, а ты делай, что желаешь», — сказали девушки.