Тысяча лун

– А мне все сорок будет, – сказал Томас Макналти, хотя, по совести, не знал, сколько ему точно лет. – И я думаю, какой-то негодяй…

Он запнулся.

– Вы думаете – что? – резко спросил законник.

– Я думаю, какой-то негодяй должен ответить за то, чего он сделал с Виноной, раз уж вы спросили. – Томас внезапно обрел речь.

– Я тоже так думаю, – сказала Розали.

Законник Бриско уставился на нее. С удивлением? Нет. Как раз в этот момент Розали решила, что кофе сварился до нужной степени, и принесла его законнику вместе с чашкой, подцепив ее пальцем за ручку.

– Я говорю, надо найти, кто это сделал, пойти и пристрелить его, – сказал Джон Коул.

Томас Макналти и Розали явно были согласны. Томас Макналти развел руки, словно спрашивая: «Ну, мистер Бриско, что вы на это скажете?»

– А что, больше никто кофе не будет? – спросил Бриско. Никто не ответил, и он позволил Розали наполнить ему чашку.

– А патоки нет? – тихо спросил он у Розали, будто в каком-то совсем другом месте, не там, где мы сейчас были.

– У тебя вроде оставалась патока из Нью-Орлеана? – спросил Лайдж Маган у Томаса Макналти, желая, несмотря ни на что, удовольствовать гостя.

– Я ее вылил, – отрезал Томас Макналти.

– Судья, тростниковый сахар будете? – спросила Розали.

– Буду, буду, – ответил Бриско. – Благодарю вас, мисс Бугеро. Только я не судья, к слову.

Розали принесла сахар, сыпанула в чашку, и законник Бриско стал пить кофе.

Пока он пил, он молчал. Все остальные тоже. Каждый крутил у себя в мозгу только что сказанное и недосказанное.

Я не знала, что мне нужно было услышать. Когда ферму накрывает потоп, он валит много деревьев и прибивает к земле посевы, если они уже взошли. Самый страшный потоп – когда все поля до последнего нужно вспахивать заново, боронить; а если сеять уже поздно, значит ты на этот год остался без урожая. Так что, может, после потопа, высушив свои пожитки, поймешь: следующий год будет не такой сытный, как этот. Но ясно, как нос на лице: великую силу потопа, смерча или бури нужно встречать равной великой силой. Чтобы отстроить разрушенное, вернуть на место вырванное с корнями, сорванное с крюков.

Законник Бриско продолжал молча пить кофе.

Глава шестая

Хочу рассказать кое-что про Теннисона Бугеро. Потому что его избили. За то, что он небольшое время сторожил взаперти Джаса Джонски. Так говорили потом: за то, что негр держал в плену белого. Невежды решили, что это значит – негр занесся не по чину. В округе Генри многие, услышав такое, захотели непременно наказать негра. Они умели это делать.

Я была уверена, что Джас Джонски всему городу повествует о своей невиновности. Он входил в кучку парней-ровесников, которые вместе болтались по городу. Болтались и чесали языком.

Давным-давно на равнинах молодые парни из племени лакота тоже сбивались в кучку. Наверно, молодые белые – такие же. Девушки более одиночны. Но все равно я помню, как в племени три дня подряд праздновали, когда девочка вырастала и к ней приходила луна. Я не помню этого слова на языке лакота, но оно означало «луна». Помню песни и танцы, и как молодые девушки гордились. Когда ко мне впервые пришла луна – лет в двенадцать, – я была уже не с моим народом. Я была с поэтом Максуини в Гранд-Рапидс, а Томас Макналти и Джон Коул ушли на войну. Поэт Максуини был черный, как и Розали. Он служил привратником в городском театре и тем прославился, но когда у меня начались лунные дни, я решила, что умираю, и он тоже так подумал. Ему тогда было лет девяносто, мог бы и лучше разбираться в этих вещах. А так у него в дому оказалось два несведущих создания. Он побежал к доктору Гэнли, который жил через несколько дворов от нас, и доктор прибежал бегом обратно вместе с ним, а когда увидел, что со мной, рассмеялся. Он просветил поэта Максуини в этом вопросе и велел порезать старую простыню мне на прокладки. Вот так это было. Ни песен, ни танцев, ни женщин, которые знали бы, что делать.

Джас Джонски был молодой парень и походил на всех молодых парней на свете, будь они белые, черные или краснокожие. Тогда я не знала, он ли это указал на Теннисона Бугеро, когда тот приехал в город. Может, и он. Нашу телегу нашли накренившейся, брошенной в лесу, а бедняжка Джейкс, наша лучшая кобыла, стояла и тряслась в упряжи. Мне помнится, их нашли недалеко от дома законника Бриско – видно, несколько человек отвели туда лошадь с телегой и, я думаю, решили, что выполнили свой долг. Безжизненное тело несчастного чернокожего они попросту кинули на дороге.

Если бы кто-нибудь искал картину воплощенной скорби, то, случись неподалеку бродячий фотограф, он мог бы сделать дагерротип с Розали Бугеро. Когда пришла весть, я бросилась к Розали и обняла ее. Она рыдала без конца.

– Ничего, Розали, не плачь, – сказал Лайдж Маган. – По крайней мере, он живой.