Тысяча миль в поисках души

Журналист разводил руками:

— А говорили, что вы голодали, страдали от жажды…

На помощь журналисту приходили Анатолий Кардашев или врач Анастасия Николаевна Озерова.

— Ведь продукты кончились двадцать четвертого февраля, а воды они пили по три глотка в сутки. Разве это пища? Разве это была вода?

— Но ведь сперва-то действительно два ведра картошки было и бачок с водой, — окончательно смущался Крючковский. — Они ведь спрашивают не о том, когда это все кончилось, а о том, было ли. Вот я и отвечаю, что было, мол. Отвечаю на вопрос, как положено.

Они не могут скрыть своего удивления всеобщим интересом к ним со стороны американских журналистов. «Ничего особенного не произошло», — старательно втолковывают они репортерам.

И это как раз то, чего не могут понять, с чем не могут согласиться иностранные журналисты. Вот разговор одного из них с советскими солдатами:

Журналист. Я знаю, что в такой обстановке можно потерять человеческий облик, сойти с ума, превратился в зверей. У вас, конечно, были ссоры, может быть, даже драки из-за последнего куска хлеба, из-за последнего глотка воды.

Зиганшин. За все сорок девять дней члены экипажа не сказали друг другу ни одного грубого слова. Когда пресная вода подходила к концу, каждый стал получать по полкружки в день. И ни один не сделал лишнего глотка. Лишь когда мы отмечали день рождения Анатолия Крючковского, мы предложили ему двойную порцию воды, но он отказался.

Журналист. В этом аду вы помнили о дне рождения товарища? Это звучит невероятно! А вы не думали о смерти, мистер Зиганшин?

Зиганшин. Нет, мы думали, что мы слишком молоды, чтобы легко сдаться.

Журналист. За каким занятием коротали вы длинные дни? Например, вы, мистер Поплавский?

Поплавский. Мы точили рыболовные крючки, вырезали из консервной банки блесны, расплетали канат и вили лески. Асхат Зиганшин чинил сигнальную лампу. Иногда я вслух читал книгу.

Журналист. Как называлась эта книга?

Поплавский. «Мартин Иден» Джека Лондона.

Журналист. Это звучит невероятно!

Федотов. Иногда Филипп играл на гармони, а мы пели.

Журналист. Покажите мне эту историческую гармонь.

Федотов. К сожалению, мы ее съели.

Журналист. Что-о-о?.. Как съели?..

Федотов. Очень просто. На ней были части из кожи. Мы отодрали ее, нарезали на куски и варили в морской соленой воде. Кожа оказалась бараньей, и мы шутили, что у нас два сорта мяса: первый сорт — кожа от гармони, второй сорт — кожа от сапог.

Журналист. И у вас еще были силы шутить? Это уму непостижимо! Да знаете ли вы сами, какие вы люди?

Зиганшин. Обыкновенные. Советские!

Есть что-то символическое в том случайном факте, что уже слабеющие от голода и жажды советские юноши, солдаты первого и второго годов службы, недавние рабочие, колхозники, читали вслух Джека Лондона, замечательного американского писателя, создавшего образы сильных одиночек, борющихся за жизнь в мире, где эгоизм, предательство, попрание дружбы допустимы, если хочешь выжить. Насколько выше даже самых сильных героев Джека Лондона и сильнее духом эти парни!

Время от времени люди находят на морском берегу или в песках пустыни жуткие свидетельства человеческих трагедий — дневники тех, кто проиграл неравную борьбу со стихией. Чаще всего это страницы, полные отчаяния, ужаса перед смертью, слез и скорбных молитв. А сколько известно разных историй, когда люди, попавшие в беду, как дикие звери, перегрызали друг другу глотки за кусок хлеба, за глоток воды!

Один из американских журналистов спросил Анатолия Крючковского: «Что вам помогло так долго бороться с океаном?. — Солдат ответил просто: «Наша дружба. Так мы воспитаны, наверное».

Да, так они воспитаны!

В битве с океаном они были не просто четыре человека — русский, два украинца, татарин, они были не просто четыре солдата. Это был экипаж, это был коллектив советских людей.

Когда закончилась Великая Отечественная война, старшему из них было шесть лет. Они как раз из того «спасенного поколениям, которое знает о подвигах их отцов и старших братьев лишь по рассказам, книгам и кинофильмам.

Они помнят, как кончается рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека».

«…Около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его Родина».

А вот что рассказал мне Анатолий Крючковский. Рассказал вполголоса, чтобы не услышал младший сержант.

…Клонился к закату, тонул в океане сорок какой-то день дрейфа. Не видно солнца за низкими, стремительно летящими тучами, и только по светлому пятну на самом горизонте можно догадаться, в какой стороне закат. Шумит, бросает баржу океан. Быстро опускается ночь. Темная, холодная пустыня вокруг. Ни огонька. Ни живой души, кроме тех, что рядом, самых близких, милых, навеки родных. Больше никого живого, на десятки сотен миль — никого…