Тысяча миль в поисках души

Кто же едет в нашем вагоне? Кто же мои соседи? Попробуй узнай! Во все купе двери закрыты. Между пассажирами никакого общения. Каждый сам по себе. Никто не ищет партнеров в домино, никто не беседует у окна в коридоре. Между прочим, в коридоре и окон-то нет, потому что купе расположены друг против друга, по обе стороны коридора.

За окном с полчаса помелькали пакгаузы, фабричные корпуса, городские окраины, и вот уже до самого горизонта разлилась степь. Едем по Великой американской равнине. Как островки в океане — фермы, солнце сверкает на куполах силосных башен.

Через пять часов первая большая остановка — город Сан-Луис на Миссисипи. Вокзал еще грандиознее, чем в Канзас-Сити. И такой же пустой. Все тринадцать пассажиров «Серебряного кубка» устремились на платформу размять ноги. Вот тут-то я их и рассмотрел.

Первым спустился католический священник в черном костюме с белым стоячим воротником. За ним — могучий старик с седой непокрытой головой в грубом синем свитере и его жена — сухонькая старушка с искусственным фиолетовым оттенком в седых волосах, с накрашенными губами и румянами на щеках. Потом девушка лет двадцати заботливо помогла сойти слепому брату в темных очках и с палочкой. Была здесь еще молодая женщина с маленькой девочкой на руках. И, наконец, минуя ступеньки, стали выпрыгивать на платформу мальчишки. Один… второй… третий. Этакие нынешние Томы Сойеры. Живые, крикливые, вихрастые и такие рыжие, что даже глазам стало больно. С такой же скоростью за ними вылетела их мама — такая же вихрастая и рыжая, как и сыновья. И лишь минуту спустя вышел папа, немолодой уже человек с усталыми и на редкость голубыми глазами под толстыми стеклами очков. Скользнул взглядом по своему шумному семейству и торопливо зашагал подальше в противоположную сторону.

Познакомились мы с ним так: поравнялись и поздоровались. Он сказал обычную в таких случаях фразу:

— Приятный вечер, не правда ли?

Я ответил тоже стереотипом:

— О, да! Но, кажется, будет дождь.

Он уловил акцент, насторожился:

— Вы немец?

— Нет, я из Советского Союза.

Он молча снял очки, достал платок, протер стекла, потом протянул мне руку:

— Роберт Соммер, профессор математики.

Тут кондуктор рявкнул:

— Поса-а-адка! — И мы с профессором замуровались каждый в своем купе.

Вскоре после того, как наш «Верховный вождь» прогрохотал по мосту через Миссисипи, в вагоне вдруг раздались звон гонга и чей-то крик:

— Торопитесь! Торопитесь! Торопитесь! Ужин готов.

Оказывается, это официант шел из вагона в вагон и зазывал пассажиров в ресторан. Однако, как оказалось, торопился я напрасно, все столики были заняты. В очереди за мной встали старик со старухой.

— Послушайте, — сказал старик басом. — Вы правда из России? А я фермер из Канзаса. Очень рад вас видеть! Меня зовут Дональд Макгрегор, а это моя жена Маджи. К дочери в Нью-Йорк едем.

За столик мы сели вчетвером — старик со старухой, священник и я. Священник признался, что боится летать на самолетах. Фермер с присущей, по-видимому, ему простотой спросил:

— Значит, воля божья не на все виды транспорта распространяется?

Священник смутился и уткнулся в меню.

— Послушайте, — снова забасил старик, обращаясь уже ко мне. — Вы знаете, что лучшая озимая пшеница в Америке — русского происхождения? Да, да, это вам любой фермер подтвердит. Более ста лет тому назад ее привезли в Канзас переселенцы из России. Мой дед, родом из Ирландии, был землекопом, строил вот эту дорогу и дружил с русскими землекопами. Его брат женился на русской. Так что моя двоюродная бабка была русской. Дед говорил, что все ее приданое состояло из мешочка русской озимой пшеницы.

…Ночью вагон так трясло и кидало из стороны в сторону, что, просыпаясь, я пугался. «Батюшки, никак под откос летим!» Нет, ничего, едем дальше. Засыпая, утешал себя: наверное, мчимся с опережением графика. А утром оказалось: опаздываем почти на четыре часа. Вот тебе и американская точность!

Поезд извивается в Аппалачских горах. В Питсбурге сошла женщина с ребенком. Теперь осталось нас в вагоне одиннадцать.

Теперь уже все в вагоне знают, что рядом едет советский журналист. Сестра привела слепого брата. Он стеснительно улыбался, а она рассказывала, что бросила университет, устроилась на работу, чтобы вернуть брату зрение, да все неудачно, а деньги ведь — как вода. Вздохнула:

— Как было бы хорошо, если бы расширилось сотрудничество между американскими и советскими медиками!

Он сказал:

— Про советских окулистов много хорошего слышал. А это правда, что у вас в стране лечение бесплатное? И операция? Просто не верится.

Пришел профессор со своими огненно-рыжими сыновьями. Во время второй мировой войны он был военным летчиком. Их разведывательный самолет сбили где-то над фиордами Норвегии. Он попал в плен. Через месяц, передушив в каменоломне охрану, бежали человек пятнадцать, в том числе и он. Беглецы потеряли лишь одного — русского моряка, который первым бросился с ломом на часовых и был убит наповал.