Я не сказал ему, что случилось со мной и с моим топором и веревкой. О, как же я потом сокрушался, сидя в одиночестве, тысячу раз, снова и снова виня себя, что трусливо покинул возлюбленную мою в беде, привязанную к кольям и страдающую от жестокой боли. Сожаления и скорбь грызли меня, ибо никогда уже мне не увидеть девушку, в которую я влюбился телом и душой, и не будет мне больше радости в этой жизни, даже если мне суждено вернуться домой. Ведь с ней ничто не могло сравниться!
Вдруг в мою каморку вошел портной.
– Какой-то старик пришел вернуть тебе веревку и топор: дровосеки узнали их и сказали ему, где тебя найти.
Я затрясся всем телом, и почувствовал, как краска сошла у меня со щек, и огляделся, ища, куда бы скрыться.
– Что с тобой, что случилось? – спросил портной.
Не успел я ответить, как дверь распахнулась, и на пороге появился старик с моей веревкой и топором в руках.
– Не твое ли это? – спросил он.
Он не стал ждать ответа, а схватил меня за пояс и взлетел со мной в самые облака и летел, летел, а ветер хлестал мне в лицо. Я снова оказался в подземном дворце. Любимая моя лежала на полу, словно мертвая, тело ее было залито кровью, а лицо слезами.
Ифрит бросил меня на землю.
– Эй, распутница! – загрохотал он. – Смотри, что я тебе принес! – И он за ногу подтащил меня к ней. – Разве этот человек не твой любовник?
Девушка посмотрела на меня полными слез глазами, и я видел, что она меня ни в чем не винит.
– Я его не знаю, – сказала она. – Никогда его прежде не видела.
– Значит, не из-за него я тебя наказал? – прорычал ифрит.
– Неужели ты хочешь, чтобы я солгала тебе, чтобы ты убил его без причины и без жалости? – прошептала она.
– Если ты и впрямь его не знаешь, то без сожаления отрубишь ему голову.
Он поднял ее на ноги, прикрыл одеждой избитое тело и протянул ей свою саблю. Девушка взяла ее и подошла ко мне. Я смотрел на нее, стараясь дать ей понять, что умоляю простить меня. В ее лице и затуманенных глазах я увидел лишь любовь. Должно быть, мы смотрели друг на друга чересчур долго, ибо ифрит подошел ближе и устремил на нас свой пронзительный взгляд. Я отвернулся, а она отбросила саблю со словами:
– Я не могу отрубить голову человеку, которого не знаю!
– Ага! – зарычал ифрит. – Ты отказываешься! Значит, он и впрямь твой любовник! Вот ты и созналась в своем мерзком преступлении и обмане.
И он обратился ко мне:
– Знаешь ли ты, человеческое отродье, эту женщину?
Я посмотрел на возлюбленную, пытаясь взглядом убедить ее в том, что я ни за что не предам ее, даже если мне придется пожертвовать жизнью.
– Откуда мне ее знать, если я впервые оказался в этом дворце?
– Тогда ты с легкостью отрубишь ей голову, – отвечал беспощадный ифрит. – Ну же, давай! Я освобожу тебя, человек, как только ты убедишь меня в том, что она мне не изменяла.
Я взял саблю и сказал:
– С удовольствием.
Но возлюбленная не поняла мой ответ и взглянула на меня с упреком. «И это плата твоя за любовь?» – говорили ее глаза.
Я посмотрел на нее, страшась, что ифрит разгадает мои мысли, и пытаясь сказать ей взглядом: «Я готов отдать жизнь за тебя».
И я бросил саблю на землю и воскликнул:
– О ифрит! Неужели ты позволишь человеку убить женщину, которая отказалась убить его без веской причины? Каково мне будет жить с таким преступлением на совести? Умоляю тебя: посмотри на нее! Ведь ее душа в любую минуту готова покинуть тело из-за пыток, которым ты подверг ее. Почему ты не оставишь ее в покое?
Но мои слова только разозлили ифрита.
– Я так и знал! – завопил он. – Вы оба против меня! Вы оба оскорбляете мой ум и могущество, нарочно разжигаете мою ревность!
И он выхватил саблю и отрубил девушке руку, а затем отсек и другую.
Возлюбленная успела сказать мне «прощай», прежде чем он ударил ее по голове, и она захлебнулась собственной кровью. Я лишился чувств, а когда пришел в себя, то встал на ноги, готовый драться с ифритом, и возопил: «Давай же, убей меня! Избавь меня от этого страдания раз и навсегда».
Но ифрит сказал:
– Нет, о человек, я не убью тебя, потому что не уверен, что она обманула меня именно с тобой. Покажи мне свои руки!
Он схватил меня за руки, склонил голову набок и внимательно осмотрел их. Сердце мое затрепетало – вдруг демон способен прочесть правду по линиям на моих ладонях? Но ифрит лишь пробормотал голосом, от которого задрожали стены:
– Но ведь эти руки загрубели, потрескались и покрыты мозолями, они знают лишь труд пахаря, кузнеца, строителя или дровосека.
Услышав последнее слово, я попытался обуздать дрожь в руках, чтобы они меня не выдали.
– Я уверен, что топор и веревка твои, – проворчал он.
Я уже летел стремглав в бурное море смерти, когда он выловил меня оттуда, продолжив:
– Но как может дровосек быть каллиграфом? Где ему взять длинные, гибкие пальцы?
Он отпустил мои руки и вынул из-за пояса листок бумаги, на котором я написал «Благодарение Аллаху» для моей любимой.
– Держи. – Ифрит сунул листок мне в руки.
Я схватил листок и поднес к глазам, перевернув вверх ногами. Лицо ифрита потемнело от гнева и ярости. Он перевернул бумагу и приказал: