Тысяча осеней Якоба де Зута

— Но только, если не приедет сам Владыка-настоятель, — добавляет гнусавый. — Учитель Аннеи рассказал учителю Ногоро, что Эномото — доно дружил с ее отцом и выступал поручителем по его займам, а когда старик пересек Санзу, вдове достался суровый выбор: отдать падчерицу горе Ширануи или потерять дом со всем содержимым.

Орито никогда не думала об этом, а здесь и сейчас, все выглядит очень правдоподобным.

Третий голос восхищенно цокает:

— Мастер стратегии наш Владыка-настоятель.

Орито хочется порвать этих мужчин и их слова на мелкие кусочки, как бумагу…

— Зачем столько хлопот ради самурайской дочери, — спрашивает высокий голос, — если он может выбрать и взять кого угодно из любого борделя империи?

— Потому что она — акушерка, — отвечает гнусавый, — и сможет уменьшить количество смертей сестер и их Даров при родах. По слухам, она воскресила новорожденного сына магистрата Нагасаки. Он был холодный и синий, пока сестра Орито не вдохнула в него жизнь…

«Только из-за этого Эномото притащил меня сюда?» — изумляется Орито.

— …но я бы не удивился, — продолжает гнусавый, — если она здесь для чего-нибудь особенного.

— Ты хочешь сказать, — спрашивает третий, — что даже Владыка-настоятель не удостоит ее своим вниманием?

— Она не сможет помочь себе выжить в родах, так?

«Не слушай их, — приказывает себе Орито. — А если не так?»

— Жаль, — вздыхает гнусавый. — Если на лицо не смотреть, она красивая.

— Это точно, — соглашается высокий голос, — и пока никого нет вместо Джирицу, нас на одного меньше…

— Учитель Генму запретил нам, — восклицает гнусавый, — даже упоминать имя этого подлого мерзавца.

— Да, запретил, — повторяет третий голос. — Да, запретил. Давай, наполни ведро… искупи свой грех.

— Мы же хотели бросить кости!

— A — а. Это было до того, как ты прокололся. Уголь!

Дверь распахивается: сердитые шаги приближаются к Орито, которая объята ужасом. Молодой монах подходит к бочке и снимает с нее крышку, совсем рядом, совсем близко. Орито слышит, как стучат ее зубы. Она дышит в плечо, чтобы монах не заметил поднимающегося пара. Он набирает уголь, наполняя ведро кусок за куском…

«Вот сейчас, — ее трясет, — вот сейчас…»

…но он поворачивается и возвращается в сторожку.

Словно молитвы, записанные на кусочках бумаги, отпущенная на целый год удача сгорела за несколько секунд.

Орито смиряется с тем, что через ворота не пройти. Она думает: «Веревка…»

С лихорадочно бьющимся сердцем она крадется в фиолетовых тенях к следующим Лунным вратам, которые выводят во двор, образованный Залом медитации, Западным крылом и наружной стеной. Гостевой дом очень похож на Дом сестер. В нем живет свита Эномото, когда владыка пребывает в своей резиденции. Как и монахини, они тоже не могут выйти за пределы Дома. Складские помещения — Орито услышала это от сестер — находятся в Западном крыле, и там же живут и тридцать или сорок аколитов. Кто-то из них сейчас спит, а кто-то — нет. В северо — западном квадрате монастыря располагается резиденция настоятеля. Это здание простаивает всю зиму, но Орито слышала, как экономка упомянула о проветривании простыней, которые там хранятся. «А простыни, — быстро соображает она, — можно скрутить в веревки».

Она крадется по оврагу между внешней стеной и Гостевым домом…

Мягкий смех юноши доносится из дверей и замолкает.

Красивая отделка и герб подсказывают, что это резиденция владыки — настоятеля.

У всех на виду, во всяком случае, с трех сторон, она поднимается к дверям дома.

«Пусть они откроются, — молит она своих предков, — пусть они откроются…»

Двери крепко заперты на период горной зимы.

«Мне нужны молоток и зубило, чтобы попасть внутрь, — думает Орито. Она почти что обошла монастырь по периметру, но спасение не приблизилось ни на шаг. — Отсутствие двадцати футов веревки равнозначно двадцати годам пребывания в наложницах».

По другую сторону каменного сада резиденции Эномото Северное крыло. Там, как слышала Орито, живет Сузаку, рядом с лазаретом…

«…а лазарет — это больные, кровати, простыни и противомоскитные сетки».

Войти в любое крыло — невероятный риск, но что ей остается?

Дверь сдвигается на шесть дюймов, прежде чем издать громкий, пронзительный стон. Орито задерживает дыхание, чтобы услышать шум бегущих шагов…

…но ничего не происходит, и непроницаемая ночь затихает сама по себе.

Орито протискивается в щель, дверная занавеска касается ее лица.

Отраженный лунный свет выхватывает из темноты небольшую прихожую.

Запах камфары из правой двери выдает лазарет.

Слева — утопленная в стену дверная арка, но инстинкт беглянки предупреждает: «Нет…»

Она отодвигает дверь справа.

Темнотой скрыто все…

Она слышит хруст соломенного матраса и дыхание спящего.

Она слышит голоса и шаги: два человека, может, три.

Больной зевает и спрашивает: «Кто здесь?»

Орито возвращается в прихожую, плотно закрыв за собой дверь в лазарет, и выглядывает через щель на улицу. Человек с лампой — менее чем в десяти шагах от нее.

Он смотрит в ее сторону, но свет лампы мешает что- либо разглядеть.

А теперь из лазарета доносится голос учителя Сузаку.

Беглянке деваться некуда, кроме как метнуться в арку.