Тысяча осеней Якоба де Зута

Капеллан Уайли отвечает довольно уклончиво, когда его спрашивают, похожи ли небесные моря на земные.

«Была бы Мередит счастливее, — спрашивает он, — если бы сейчас жила в своем маленьком домике?»

Сон целует его веки. Мерцает свет грез. Он бежит вверх по лестнице старого дома на Брюстер — стрит. Звенит голос девочки: «Джонни, про тебя написали в газете!» Он берет «Таймс» и читает: «Адмирал Джон Пенгалигон рассказал присутствующим лордам о том, как незамедлительно почувствовал подвох, получив приказ магистрата Нагасаки сдать пороховой запас. «Поскольку на Дэдзиме не хранилось ничего ценного, — доложил адмирал Пенгалигон, — а голландцы и японцы отвергали все наши попытки торговли через Дэдзиму, мы столкнулись с необходимостью нацелить наши орудия на Дэдзиму». Мистер Питт, выступая в Палате общин, похвалил смелые действия адмирала, нанесшего coup de grace [114]голландскому торговому присутствию на Дальнем Востоке».

Пенгалигон резко садится, стукается головой и громко смеется.

Капитан с трудом поднимается на палубу, опираясь на Толбота. Трость больше ему не помощница, а необходимость: подагра превратилась в тугой бандаж шипов и игл. Утро без дождя, но влажное; набухшие, клубящиеся облака до краев заполнены водой, которая в любой момент может излиться на землю. Три китайских корабля плывут вдоль противоположного берега к городу. «О — о, вы увидите замечательное зрелище, — обещает он китайцам, — понравится вам или нет».

Две дюжины моряков сидят на шкафуте, ожидая приказа парусного мастера. Они отдают честь капитану, заметив его забинтованную ступню, слишком распухшую, слишком больную, чтобы натянуть на нее обувь. Он дохрамывает до позиции вахтенного у штурвала, где Уэц держит на весу чашку кофе, чтобы небольшая качка «Феба» не расплескала его.

— Доброе утро, мистер Уэц. Что можете доложить?

— Мы наполнили десять бочонков дождевой водой, сэр, и ветер переменился на северный.

Жирный пар и облако ругани поднимаются над камбузом.

Пенгалигон разглядывает сторожевые лодки.

— А наша не знающая усталости охрана?

— Кружили всю ночь, сэр, как и сейчас.

— Мне бы хотелось услышать ваше мнение, мистер Уэц, об одном гипотетическом маневре.

— Да, сэр. Тогда лейтенанту Толботу лучше встать к штурвалу.

Уэц идет, а Пенгалигон хромает к поручням на юте, где их никто не услышит.

— Вы сможете подвести нас на триста ярдов к Дэдзиме?

Уэц показывает на китайские джонки:

— Если они могут, то и мы тоже.

— Сможете удержать нас три минуты на одном месте без якоря?

Уэц раздумывает о силе и направлении ветра.

— Пара пустяков.

— А как быстро мы сможем оттуда доплыть до горла бухты?

— Будем ли мы… — штурман, сощурившись, оценивает расстояния до Дэдзимы и до горла, — …пробиваться с боем или без повреждений?

— Моя карманная предсказательница заболела, и теперь я не могу выжать из нее и слова.

Уэц разглядывает нагасакскую бухту, как пахарь поле.

— Если ситуация не изменится, капитан… выйдем из бухты за пятьдесят минут.

— Роберт, — зовет Пенгалигон в переговорную трубу. — Я вас потревожу. Зайдите ко мне.

Небритый первый лейтенант лишь несколькими секундами раньше поднялся с койки.

— Сэр, — Хоувелл закрывает дверь, отсекая шум ста пятидесяти моряков, завтракающих бисквитами с топленым маслом. — Говорят «хорошо отдохнувший первый помощник — самый нерадивый первый помощник». Позволите спросить о вашей… — он смотрит на перевязанную ступню Пенгалигона.

— Раздулась, как гриб — дождевик, но мистер Нэш напоил меня лекарством, так что сегодня я еще буду на плаву, а этого времени должно нам вполне хватить.

— Да, сэр? И на что?

— Ночью я подготовил пару посланий. Не могли бы вы внимательно прочитать их? Письма важные, при всей их краткости. Я не хотел бы замарать их ошибками, а на «Фебе» вы дружите со словами, как никто.

— Вы мне льстите, сэр, хотя я думал, что капеллан лучше…

— Прочитайте их вслух, пожалуйста, чтобы я послушал, как они звучат.

Хоувелл начинает: «Якобу де Зуту, эсквайру. Во- первых, Дэдзима — не «Временная республика», а заброшенная фактория, чей предыдущий владелец, Голландская Ост — Индская компания, прекратила существование. Во — вторых, Вы — не президент, а мелкий лавочник, который, поставив себя выше заместителя директора Петера Фишера во время его кратковременного отсутствия, нарушил устав вышеназванной Компании. — Сильно сказано, капитан. — В — третьих, если полученный мною приказ занять Дэдзиму дипломатическим или военным путем окажется невыполнимым, я обязан предпринять все необходимые меры, чтобы дальнейшее использование фактории стало невозможным», — Хоувелл удивленно вскидывает на капитана глаза.

— Мы почти закончили, лейтенант Хоувелл.

— «Спустите флаг по получении сего письма и приготовьтесь к приезду на «Феб» к полудню, где Вам будут обеспечены все привилегии, предоставляемые военнопленному благородного происхождения. Игнорируя это требование, Вы приговариваете Дэдзиму к… — Хоувелл замолкает на какое-то время, — …к полному уничтожению. Искренне Ваш, и так далее…»

Матросы пемзой трут квартердек над каютой капитана.

Хоувелл возвращает письмо: