Тысяча осеней Якоба де Зута

Но хабу не атакует руку настоятеля: шея змеи обмякает, и она падает на дно коробки. Ее челюсти застыли в широком оскале.

Рот Якоба тоже широко раскрыт. Клерк смотрит на испуганного Грота.

— Ваше преосвященство, вы… заколдовали змею? Она… она спит?

— Змея мертва, — Эномото приказывает охранникам вынести ее наружу.

«Как он это сделал?» — гадает изумленный Якоб, пытаясь понять, что это за трюк.

— Но…

Настоятель не сводит глаз с потрясенного голландца и обращается к Ионекизу.

— Владыка-настоятель говорит, — начинает Ионекизу, — что это «не трюк и не магия». Он говорит: «Это китайская философия, и ученые европейцы слишком умные, чтобы ее понять». Он говорит… извините, очень трудно. Он говорит: «Вся жизнь есть жизнь, потому что обладает силой ки».

— Силой ключа? [31]— Ари Грот показывает движение ключа, отпирающего замок. — И как это понимать?

Ионекизу отрицательно качает головой.

— Не ключа — ки. Ки. Владыка-настоятель объясняет, что его учение, его Орден, объясняет, как… какое слово? Как использовать силу ки, чтобы лечить болезни et cetera [32].

— Как я понимаю, господину Змею, — бормочет Грот, — досталось что-то из et cetera.

Принимая во внимание статус настоятеля, Якоб решает, что необходимо извиниться.

— Господин Ионекизу, пожалуйста, скажите его преосвященству: я очень сожалею о том, что змея угрожала его жизни в голландском складе.

Ионекизу переводит; Эномото качает головой.

— Укус неприятный, но не очень ядовитый.

— …и скажите, — продолжает Якоб, — что все, виденное здесь, останется со мной до конца моей жизни.

Эномото отвечает неопределенным: «Хм-м-м-м».

— В следующей жизни, — говорит настоятель Якобу, — родитесь в Японии, приходите в храм, и… простите, голландский труден, — он адресует Ионекизу несколько длинных предложений на их родном языке. Тот переводит:

— Настоятель говорит, господин де Зут не должен думать, что у него столько же власти, как у владыки провинции Сацума. Феод Киога — это всего двадцать миль в ширину, двадцать миль в длину, очень много гор и только два города — Исахая и Кашима, и селения по дороге к морю Ариаке. Но, — добавляет Ионекизу, скорее всего, по собственной инициативе, — владение феодом дает владыке — настоятелю более высокий ранг: в Эдо он может встречаться с сегуном, а в Мияко — с императором. Храм владыки — настоятеля стоит высоко на горе Ширануи. Он говорит: «Весной и осенью там очень красиво, зимой немного холодно, но летом прохладно». Настоятель говорит: «Можно дышать и не стареть». Настоятель говорит: «У меня две жизни. В высоком мире, на горе Ширануи — это мир духов, молитвы и ки. И в нижнем — это люди, и политики, и ученые… и импорт лекарств, и деньги».

— Ох, чтоб тебя, наконец, — бормочет Ари Грот, — господин де 3., наш выход.

Якоб неуверенно смотрит на Грота, на настоятеля и снова на повара.

— Возникает, — вздыхает Грот, — тема, знач, сделки.

Одними губами он произносит: «Ртуть».

Якоб, к счастью, понимает.

— Простите мою прямоту, ваше преосвященство, — он обращается к Эномото, поглядывая на Ионекизу, — но, возможно, сегодня мы можем оказать вам какую-то услугу?

Ионекизу переводит.

Короткий взгляд на Якоба, и Эномото снова вопросительно смотрит на Грота.

— Факты, господин де 3., таковы: настоятель Эномото желает приобрести, знач, все наши восемь ящиков ртутного порошка и готов заплатить сто шесть кобанов за ящик.

Первая мысль Якоба: «Наш порошок?» Вторая: «Сто шесть?»

Третья — число: «Восемьсот сорок восемь кобанов».

— В два раза дороже, — напоминает ему Грот, — чем аптекарь в Осаке.

Восемьсот сорок восемь кобанов — огромное состояние, почти половина нужной ему суммы.

«Подожди, подожди, подожди, — думает Якоб. — Почему такая высокая цена?»

— Господин де Зут, знач, счастлив, — Грот убеждает Эномото. — Даже не может говорить.

«Трюк со змеей поразил меня, но больше не теряй головы».

— Такой порядочный парень, — говорит Грот, хлопая Якоба по плечу. — Вот уж не думал…

«Монополия, — предполагает Якоб. — Ему нужна временная монополия».

— Я продам шесть ящиков, — объявляет клерк. — Не восемь.

Эномото понимает: почесывает ухо и смотрит на Грота.

Улыбка Грота говорит: «Волноваться не о чем».

— Одну минуточку, ваше преосвященство.

Повар уводит Якоба в угол, к тому месту, где прячется Be.

— Послушайте, Звардекрон берет по восемнадцать кобанов с ящика.

«Откуда он знает, — удивленно спрашивает себя Якоб, — о моем помощнике в Батавии?»

— Это неважно, откуда я знаю, но я знаю. Нам дают в шесть раз больше, но вы хотите еще поднять цену? Лучшей не будет, и мы говорим не о шести коробках. Восемь, знач, или ничего.

— В таком случае, — отвечает Якоб Гроту, — я выбираю ничего.

— Мы чой-то не понимаем? Наш клиент — благородный вельможа, да? У него все схвачено: в магистратуре, в Эдо, у каждого ростовщика, у каждого аптекаря. Говорят, что он даже… — Якоб улавливает запах куриных потрохов в дыхании Грота, — одалживает деньги магистрату до прибытия следующего корабля из Батавии! Так что, раз я обещал ему всю ртуть, это означает…

— Выходит, вам придется разобещать ему всю ртуть.