Тысяча первый попаданец. Часть вторая

Оказалось, что они явились почти последними, так что минут через десять гостей позвали в смежную комнату, в одном конце которой стояли столы, обильно заставленные разнообразнейшими холодными закусками – по-европейски, так сказать. К закускам были, соответственно, вина, коньяки и водки – чего душа пожелает. Отдельно в серебряных ведрах со льдом стояли бутылки с шампанским и нарзан. Витте предложил гостям не стесняться и "непременно опустошить эти столы в течение вечера". По комнате то здесь, то там были расставлены диваны и пуфы – для общения по интересам. Сбоку у стены дожидался своего часа рояль.

Карцев все это время тихонько сидел в Наденькиной голове и обозревал гостей. Их оказалось по возрасту примерно поровну: половина от сорока до шестидесяти и столько же молодежи. В лицах всех взрослых мужчин была запечатлена изрядная значительность, в лицах женщин – уверенное спокойствие, даже умудренность. Молодые мужчины как один были самоуверенны и амбициозны. Их было меньше, чем девушек, которые тоже тщились изображать светских львиц, но с разным успехом: одни вполне вросли в эту роль, но другим она не давалась ввиду их природной резвости и (что там говорить!) детскости. Вера Витте, державшаяся чуть особняком, вполне подходила под категорию львиц.

Женщины почти сразу расселись кучками, руководствуясь им одним известным правилом. У мужчин создалось три кружка (один, естественно, вокруг Витте, куда он втянул и Плеца). Прочие мужчины стали ходить между ними, прислушиваясь, о чем там говорят и пытаясь внести свою лепту. Матильда бывала повсюду, считая обязанностью делить свое внимание меж всеми гостями. Так же поступили через некоторое время и Татьяна с Надин.

В кружке Витте говорили исключительно о возможной войне с Японией, и постепенно Михаил Александрович оказался в центре внимания. Девушки послушали эти дебаты и убедились, что нечто подобное они уже слышали в исполнении отца и Сережи Городецкого. В другом кружке, собравшемся вокруг какого-то сотрудника министерства иностранных дел, говорили о будущем разделе Османской империи. Карцев весьма подивился безаппеляционности звучавших высказываний, словно ни султана, ни его весьма многочисленной армии уже не существовало. В кружке третьем витийствовал профессиональный искусствовед, восторгавшийся картинами Врубеля, написанными в небывалой технике, аляповатыми мазками, и в нарочито символической манере. Одни названия картин чего стоили: "Поверженный демон", "Принцесса Греза", "Принцесса-лебедь"… Притом, что почти никто его картин еще не видел, со всех выставок их снимали. "Отличный пиар-ход, – подумал Карцев. – Неизвестный гений! Да его картины втридорога будут покупать. Впрочем, и покупали…".

Один из женских кружков собрался вокруг Марии Ивановны. "Эге! – смекнул Сергей Андреевич. – Здесь, пожалуй, идет пропаганда новых образцов белья. Что ж, дело нужное". Зато другая группа женщин и девушек с жаром обсуждала новые сборники стихов.

– Я в восторге от стихов Бунина! Вы читали его сборник "Листопад"?

– Что Бунин, он продолжатель классицизма. А вот Бальмонт – это действительно новое слово в поэзии. Знаете, как он написал: "Реалисты – слепые копировщики жизни, символисты же – подлинные мыслители. Они мир не копируют, а выдумывают, творят".

– Ваш Бальмонт в стихах чересчур многословен. Подлинный новатор – Александр Блок. Вот послушайте, как он коротко и емко написал:.

Не призывай. И без призыва приду во храм.

Склонюсь главою молчаливой к твоим ногам.

И буду слушать приказанья и робко ждать.

Ловить мгновенные свиданья и вновь желать.

Твоих страстей повержен силой, под игом слаб.

Порой – слуга, порою – милый и вечно – раб.

– Выразительно. Только как-то не по мужски: слуга, раб, буду робко ждать… Мужчина должен уметь нас склонять к любви, а не вымаливать ее!

– А я бы хотела иметь мужчину в услужении… Появился каприз – позвала, прошел – отослала прочь…

Через минут сорок, когда пыл в разговорах подугас, чутко отслеживавшая ход вечера Матильда громко позвенела в колокольчик.

– Господа и дамы! – провозгласила она. – Прошу вас прервать свои интересные беседы и в угоду разнообразию принять участие в музыкальной паузе, которую я предлагаю заполнить исполнением русских романсов. Думаю, что среди вас обязательно найдутся люди с голосом, чувством и знанием того или иного романса, не так ли? Впрочем, одного я и сама знаю: это актер Мариинского театра Валерий Артемьев. Прошу Вас, Валерий Алексеевич, подойти к роялю. Я, с Вашего позволения, буду Вам аккомпанировать.

От кружка любителей живописи отделился довольно кряжистый мужчина лет сорока пяти, подошел к жене Витте и галантно поцеловал руку. Затем встал спиной к роялю, посмотрел на примолкнувшую публику и спросил:

– Вы не против, если я спою "Среди долины ровныя"?