– Вы чего тут делаете? – тихо и хрипло спросил Коваль, пытаясь не подавать торжествующего своего вида, но это у него плохо получалось и торжество всё равно пробивалось в его несколько взъерошенных фразах… – Отдыхаете? Грибов что, уже нету?
– Да вот, полянку нашли отличную. Я тут десяток подберезовиков нашел молоденьких. Красота. – Дед скорбно отвернулся от полной корзины Коваля и многозначительно сплюнул в сторону.
– Да и я не меньше, – вроде как похвастал 458-й. – Вот и обкуриваем ее, высказывая ей свою благодарность. Присоединяйся, Иван. Тут еще осталось немного. Ежели не побрезгуешь, конечно… – определенную зависть к грибному улову соперника скрыть было невозможно, хоть 458-й и старался.
Самое смешное было в том, что, как назло, Коваль заходил как раз между ними. А они покуривали над небольшим пеньком, причем Дед даже опирался на этот пенек своей ногой. А вот из-под самого этого пенька, глядя как раз в сторону Коваля, выбивался небольшой, но молоденький и плотный белый гриб-красавец. Как курящие его не увидели было совсем непонятно, тем более что курили они возле него уже несколько минут. Эх, нельзя собирать грибы с плохим настроением. Не любят они этого. Прячутся.
Коваль со вздохом поставил на землю полную корзину, на которую тут же уставились взгляды его собеседников, которые пытались то ли сосчитать его улов, то ли понять, где же он сумел насобирать такое огромное количество отборных грибов при таком общем неурожае.
– Ну, конечно, – скорбно отметил Коваль голосом, в котором пробивались торжествующие и язвительные нотки. – Вы всё по подберезовикам специалисты. Вам на белые грибы – наплевать. А зря. Лично я люблю собирать белые, – и, нагнувшись над пеньком, он пригнул немного траву вокруг белого красавца, растущего у самых ног его собеседников.
Дед и 458-й тут же тоже присели, осоловело глядя на красавец-гриб, растущий рядом с ними, возле которого они стояли минут пять, но так его и не заметили. Зачарованно разглядывая, как Коваль срезает его, восхищенно рассматривает, показывает и сует прямо под нос своим товарищам, расхваливает и пытается вложить его в свою переполненную корзину. При этом у его собеседников, казалось, насовсем пропала способность разговаривать. Дед скорбно и возмущенно смотрел то на Коваля, то на его корзину, то на только что срезанный гриб, то на 458-го и всем видом своим показывал свое полное непонимание реальностей бытия. 458-й несколько раз пытался начать какую-то речь, но она всё время сбивалась каким-то его возмущенным всхрюкиванием, и заканчивалась возмущенными размахиваниями рук и верчением удивленной его головы вокруг своей оси. Красиво было наблюдать со стороны за их абсолютно естественным, классическим возмущением.