Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома

Особенно от этих двух факторов страдал Полтавский полк. Мало того что Крымские походы прокатились именно по нему как цунами — полтавцы из-за антитатарской войны не могли обеспечить себя солью (ранее они покупали ее в турецкой крепости Кази-Кермене). Кроме того, татары в диверсионных (да и грабительских) целях разоряли полтавские селитряные заводы, принадлежавшие полковнику Федору Жученко. Сам Жученко жаловался Мазепе, что татары «припавши к могилам робленим селитру под городком Нефорощею будучим купою немалою оных через сей день усиловуют добувати, хотячи загорнутпи в полон свой агарянскш майданников».

Неудивительно, что именно в его недрах зрела оппозиция гетманскому политическому курсу — при этом не будем забывать, что курс этот был в унисон российскому политическому курсу.

В то время в казацких полках, где должности были выборными, ведущую роль играли старшинские кланы, которые выдвигали из своих недр сотников и полковников, а также прочих представителей местной власти. В Полтаве таким кланом был род Федора Жученко. Сам Федор был включен в реестр еще во времена Б. Хмельницкого в 1649-м, в 1654 г. был участником Переяславской рады. У Жученко не было сыновей, но было четыре (минимум) дочери, одна из которых была замужем за Иваном Искрой (будущим полтавским полковником), а другая — за генеральным судьей Василием Кочубеем. Третья же дочь была замужем за Петром Буцким, полтавским полковым судьей, дочь которого, Анна, стала женой некого Петра Иваненка (Петрика).

Именно этот последний в 1691 г., будучи канцеляристом в Генеральной канцелярии (место далеко не последнее), бежал на Сечь, где тут же стал писарем Войска Запорожского (тоже должность не последняя), а потом метнулся в Крымское ханство с предложением освободить Малороссию «от москалей» и их «ига» и вернуться к золотым временам симфонии Богдана Хмельницкого и Ислам-Гирея. И хотя «бедного Петрика» было принято считать если не выразителем народных чаяний и представителем запорожской голытьбы, то уж национальным романтиком точно, при ближайшем рассмотрении он оказывается человеком не только не бедным (на Сечи он говорил, что «отца своего, жену, дети и родственных своих с маетностiю немалою оставил»), но и самым что ни на есть прагматиком, который представлял интересы полтавской верхушки. Неудивительно, что, узнав о переговорах Петрика с ханом, гетман первым делом устранил Федора Жученко с полковничьей должности, а Василия Кочубея приказал «взяти в замок за караул». Пикантность состояла еще в том, что Василий Кочубей не только вел сепаратные переговоры с ханом, но и был уполномочен российским правительством следить за Мазепой и докладывать о его делах — что «кум Васыль» и делал до 1708 г.[105]

Но клан Жученков выкрутился: зять Искра стал полтавским полковником вместо тестя, а «кум Васыль» вернулся к должности генерального судьи, т.к. согласно Коломацких статьям гетман не мог уволить никого из генеральной старшины без санкции Москвы. Всех этих Жученок-Кочубеев-Искров Мазепа уничтожит только в 1708 г. после очередного на него доноса — и сделает это руками Москвы. В краснокаменной проведут по всем правилам дознание — и неугомонные полтавчане будут изобличены в своих злых умыслах. А вот казнить их будет решено на родине — в с. Борщаговке под Белой Церковью. Вот как это описывает Н. Костомаров.

«… 14 июля утром рано преступники выведены были перед собрание всего войска запорожского и перед толпы стекшегося с разных мест малороссийского народа. Их конвоировали три великороссийские роты с заряженными ружьями. Прочитаны были их вины. Затем их обоих подвели к плахе и отрубили головы. Тела их лежали в продолжение всей литургии выставленными на позор. По окончании литургии положили их в гробы и повезли в Киев. Там они были погребены в Киево-Печерской лавре близ трапезной церкви, где и теперь можно видеть над ними каменные плиты с истершеюся от времени надписью, сложенною, конечно, уже после измены Мазепы.