Победители милостиво выделили слепцу (прозванному за то Темным) Вологду в управление, считая, что он окончательно повержен. Но московское боярство и дворянство не поддержало Дмитрия Юрьевича, а обратилось к Василию Васильевичу. Поддержал слепца и «заклятый друг» тверской князь Борис Александрович, но при условии признания его «братом» (т. е. ровней) великому князю владимирскому. В конце концов, Василий Васильевич Темный вернул себе великокняжеский стол, а Дмитрий Шемяка вынужден был бежать.
Но спокойней от этого в государстве не стало. Татары (и казанские, и Большой Орды) продолжали наседать на Московское княжество со всех сторон. Потому несколько парадоксальным кажется решение Василия Васильевича Темного наделить служилого татарского царевича[78]
(кстати, сына Улу-Муххаммеда) Касима уделом с центром в Городце-Мещерском на московско-татарском пограничье. Так возникло т.н. Касимовское царство. Его трудно назвать «вассальным»: Москва сама платила «дань»[79] Касимовскому царству. Но с другой стороны, касимовские татары охраняли московскую границу от набегов других татар, принимали участие в походах великого князя владимирского и московского, т. е. играли ту же роль, что и торки в Руси Киевской. Скорее новообразованному «царству» надо дать определение «наемнического» — и, думается, великого князя владимирского и московского тешила мысль, что у него под началом — пусть и за деньги, пусть и малосильный, но потомок Чингисхана.Вот какое тяжелое наследие досталось Ивану Васильевичу III после смерти отца в 1462 г. До свержения монголо-татарского ига было ли ему?
А впрочем, определенные подвижки в этом деле были. Иван Васильевич первый из великих князей владимирских от Ярослава Всеволодовича включительно не поехал в Орду за ярлыком. Нет, думается, что ярлык хана Большой Орды у него был, но он уже за ним не ездил, ездили его бояре. Он первый начал «забывать» бить на монетах имя ордынского сюзерена: казалось бы, копейка[80]
— это мелочь, а приятно. Именно при Иване Васильевиче — в 1474 г. — последний раз в русских летописях отмечается присутствие ханских послов-«контролеров»: деяние, ранее приписываемое Александру Ярославичу Невскому.Но не это выдавливание монголо-татарского ига по капле было главное в деятельности Ивана Васильевича.
Он, вкусивший все прелести вологодской ссылки вместе с ослепленным отцом, первый поднял знамя борьбы с удельной системой княжений — хотя и не довел ее до логического завершения (семейное дело завершит его внук Иван Васильевич IV Грозный). И он первый из владимирских великих князей начал полномасштабный захват и подчинение земель Северной Руси, объявив это… собиранием русских земель.
Строго говоря, Иван Васильевич III не был первым «собирателем». Еще Иван Данилович Калита присовокуплял отдельные залесские земли к своему княжеству, не жалея ни сил, ни денег. А Василий Темный присоединил целое Нижегородско-Суздальское княжество, отпавшее сто лет назад. Но идеологическую основу «собирания» заложил именно Иван Васильевич III.
Это был гениальный ход! Теперь каждый, кто выступал против великого князя владимирского и московского, автоматически объявлялся врагом «старины», «православия» и общерусских интересов, единственным проводником которых объявлялся московский князь.
Западные соседи, которые владели разными частями бывшей Киевской Руси, с некоторым недоумением восприняли заявление и претензии Ивана Васильевича III. Но до поры до времени серьезно к ним не относились: Польша была далеко, Великое княжество Литовское находилось на пике могущества, а Новгород и Псков считали, что это к ним не относится. Но после присоединения Ярославского княжества Иван Васильевич всерьез занялся богатейшей Новгородской республикой.
«Отчина есте моя, людии, Новгородстии, изначала от дед и прадед ваших, от великого князя Володимира, крестившего землю Русскую, от правнука Рюрикова первого великого князя в земли вашей…» — заявил он обескураженным новгородцам в 1471 г. Более того, Иван Васильевич объявил о том, что «казнити волны же есмь, коли на нас не по старине смотрити начнете», открыто подписавшись под этим документом как «государь всея Руси» — притом, что на тот момент не владел и десятой частью громаднейшей территории, некогда составлявшей Русь Киевскую.
Новгородцы с 1136 г. жили автономно, имели добытую в борьбе «вольность в князьях», и с годами их автономия только укреплялась. К моменту «прозрения» Ивана Васильевича они давно де-факто жили в самостоятельном государстве, и обращение к такой седой «старине», что ее уже никто не мог упомнить, их шокировало. Тем не менее новгородцы пытались решить дело миром — но тщетно. Иван Васильевич искал предлога к войне — и скоро его нашел.