— Храбрый волчонок! — вскричал высокий со смехом, голосом удивительно похожим на голос пилигрима, но Роберт молча со стиснутыми зубами вскочил на ноги и, выхватив у него из-за пояса кинжал, кинулся вперёд.
Толкотня у входа на лестницу задержала разбойника, уносившего госпожу Элеонору. А в эту минуту наружная дверь распахнулась, и в зал ворвалась новая толпа вооружённых людей. Впереди них с мечом в руке, в разорванной сутане, бледный как смерть отец Родульф. В наступившем минутном смятении он один решительно бросился с криком: «Элеонора?!»
— Бей! — загремел следом голос старого сэра Джона Локслея. Догоравшие факелы наполнили залу дымом, и Роберт, теряя сознание от сильного удара по голове, успел лишь заметить, что чёрная сутана монаха оказалась рядом с белой одеждой матери.
Плачущая Уильфрида успела подхватить и оттащить мальчика в угол, иначе бы в наступившей свалке его неминуемо затоптали.
Как же объяснилось чудесное появление помощи в минуту, казалось бы, неминуемой гибели замка?
Сутки назад отец Родульф, связанный и беспомощный, лежал на полу подземелья, перед последней — замкнутой — тяжёлой дверью. Напрасно пилигрим, отчаявшись отпереть её, угрожал ему страшными пытками, если он не скажет, где спрятан ключ. Монах молчал, и его чёрные глаза спокойно выдерживали яростный взгляд предателя.
Бруно уже вытащил из ножен кинжал, чтобы перейти от угроз к действию, как вдруг остановился и хлопнул себя рукой по лбу:
— Да, я ведь ещё не посмотрел в твоих карманах, святой отче, — воскликнул он и рассмеялся, увидев, как сверкнули глаза Родульфа. — Угадал! — с торжеством вскричал он через минуту, вытаскивая из кармана сутаны большой железный ключ. — Ну, монах, потерпи немножко, мой благородный господин скоро навестит тебя!
Оставшись один, отец Родульф сделал отчаянное усилие разорвать или ослабить верёвки, но Бруно был мастером своего дела и узлы завязывал прочно. Часы шли, капеллан метался по полу, как вдруг больно ударился об угол дубовой кованой двери, закрывавшей вход в подземелье, и почувствовал, что край одной железной полосы отогнут. Он принялся перетирать о него верёвки на руках, и наконец они упали.
Мгновенно сорвав путы с ног и вынув затычку изо рта, монах осмотрелся при слабом свете брошенного пилигримом светильника. Одежда его промокла от бежавшего по полу подземелья ручейка. Капеллан нагнулся, ощупал ложе ручья и вскрикнул от радости: ручей протекал в оставленном ему под воротами проходе и за долгие годы промыл под воротами углубление, в которое, пожалуй, мог рискнуть протиснуться гибкий и смелый человек.
Глубоко вздохнув, отец Родульф лёг на землю и погрузился в воду. Прошло несколько томительных, нестерпимо долгих секунд: казалось, застрявшая в русле вздувшегося ручья сутана не двигается с места. Ещё несколько отчаянных усилий, и человек, судорожно глотая воздух, появился в сумеречном свете по ту сторону двери. Несколько толчков — и капеллан, выбравшись из-под двери, поднялся на ноги и, шатаясь, прислонился к стене. Стекавшая по одежде вода освежила его. Он выбрался из расселины скалы и, скрытый кустами орешника, огляделся. Солнце уже садилось, вечерние тени деревьев протянулись через речку почти до противоположного берега. Целый день пролежал он в подземелье, и враги, видимо, вот-вот должны были тут появиться. Что он мог сделать, измученный и безоружный? К тому же в замке почти не осталось вооружённых людей: госпожа Беатриса только что отбыла в женский монастырь в Эттоксеттер, собираясь посвятить свою строптивую душу богу, и для охраны её были отправлены почти все воины замка…
…Хозяин «Белой лошади» мирно кончал свою вечернюю порцию пива на скамеечке около двери харчевни. Вдруг кружка выпала из его рук: растерзанная фигура в чёрной сутане священника появилась в воротах.
— Коня, бездельник! — крикнул хорошо знакомый голос, — и скорее! — Фигура бросилась к конюшне. Перепуганный толстяк не успел ещё закрыть рта, как серый конь взвился от сильного удара плети и в несколько скачков исчез за поворотом дороги.
— Пресвятая матерь божия, — вскричала, выбегая на двор, тётушка Марта. — Да что же это было?
— Молчи, Марта, — шёпотом отвечал муж, не отрывая глаз от дороги. — Не узнала разве? Он это — серый рыцарь.
— С нами крёстная сила! — воскликнула жена, поднимая кверху руки, — на нём сутана, но, право же, он больше похож на выходца с того света.
Серый конь нёсся как одержимый, чёрные полы сутаны развевались ветром и ещё больше пугали его, удары плети сыпались на покрытые пеной и кровью бока. Монах спешил за помощью в замок Локслеев.
Старый сэр Джон тоже наслаждался вечерней порцией вина, когда на дворе раздались шум и крики. Любопытство заставило его самого выйти на крыльцо: у ступенек, издыхая, бился в последних лучах вечернего солнца загнанный великолепный серый конь.
— На замок напали! На помощь, — крикнул знакомый голос. Отец Родульф, шатаясь, прислонился к столбу крыльца.
— Коней! — загремел в ответ старый воин.