Тысячелетняя пчела

Учитель Йозеф Матула потоптался на взгорке перед мельницей, высосал из бутылки последние капли палинки и небрежно швырнул ее за спину. Бутылка глухо упала в траву и не разбилась. Матула подошел, пнул ее, зашатался, но равновесие удержал. Он засмеялся и побрел к краю откоса. Поглядев вниз, стал спускаться к мельнице. Ее белые стены чётко вырисовывались в вечерних сумерках. Не встретив никого во дворе, он осторожно заглянул в мукомольню. Но увидев мельника за работой, широко распахнул двери.

Само Пиханда оглянулся и улыбчиво кивнул в ответ на приветствие учителя.

— Méden agan! — сказал тот.

— Не понимаю вас, — снова улыбнулся Само.

— Никаких излишеств, дружище. — Учитель подошел ближе и устало опустился на кучу мешков, — В Древней Греции это был основной закон жизни. А я, друг, сегодня его нарушил и напился… Сами видите: напился и пришел к вам спрятаться… Надеюсь, дети ваши меня не увидят… Как-никак, а я их учитель…

— Уж я постараюсь! — Само кивнул и убежал.

Вскорости вернулся, неся на лопаточке нарезанной колбасы, сала и хлеба. Рядом с лопаточкой поставил горшок кислого молока. — Ешьте и пейте прямо из молочника.

— Спасибо!

— Вы откуда?

— Возвращаюсь из Мартина и скажу вам, дружище, я удручен, полон сомнений и трагически воспринимаю настоящее и будущее словаков. Никогда еще обстоятельства не были столь неблагоприятны для нас, как нынче! Никогда еще не убывало нас в таком множестве, как теперь! Одни из нас, теряя свою народность, становятся мадьярами, другие — немцами, третьи бегут за море, четвертые истребляют друг друга, пятым на все наплевать, им хоть трава не расти. Сколько же нас останется лет через десять, дружище? Меньше, чем может уместиться в крытом возу. Подчас и самому не верится, да и вам, пожалуй, кажется, что это неправда, но я с ужасом и со смертельной тоской должен признать, что это так, так, так!..

Учитель расплакался и не то чтобы яростно, а скорей с каким-то отчаянием стал бить кулаком по мешку с зерном. Само подошел, слегка коснулся учителя. Тот даже вздрогнул от неожиданности.

— Угощайтесь!

Учитель стал медленно жевать.

— Не верите мне? — спросил он.

— Вы не совсем правы, — сказал Само. — Господа, те отрекутся! Одни разлетятся кто куда, другие сменят оперенье, речь или свои имена, но такие, как я, остаются на веки вечные и почти не меняются, даже если на короткий срок и переберутся за море…

— Вашими бы устами!.. — вздохнул учитель. — Однако вы и вообразить себе не можете весь этот ужас, что наваливается на нас теперь и еще предстоит в будущем…

— Держались мы до сих пор, продержимся и далее! — сказал Само. — Мне куда досадней, что мы такие сирые и убогие… У нас нету даже заплат на дыры, не то что новых штанов. Мы подчас завидуем даже новому шнурку на чужом ботинке. Бывает, я просто лопаюсь от злости, думая о своих предках… Веками надрывались, спину гнули, а чего добились? А иные — тут ли, в другом ли месте — за то же самое время стали миллионерами. Как же так? Разве мои предки были дурее? А я? Что я? Я, я! Надрываюсь с утра до вечера только ради того, чтобы моим детям жилось полегче. Пошлю их учиться, если захотят конечно, обучу ремеслу, пусть знают больше меня, лучше меня, тогда и добьются большего… Но могу ли я на своих детей надеяться? Тут уж вы мне должны подсказать…

Учителю еда пришлась по вкусу. Он слушал Само Пиханду и, словно начисто забыв о своих недавних воздыханиях, ел и улыбался.

— Я знаю ваших детей только по школе…

— Ну и какие ж они, скажите?

— Какие? Да каждый в своем роде… — Учитель задумался. — Эма в последнее время робкая, но учится хорошо, живо интересуется всем новым… Само хорошо бы отдать в лесоводческое училище в Градке, он ведь жить не может без леса. А там видно будет!

— Я и сам думал об этом, — сказал мельник, высыпая на жернова очередной мешок зерна. — Вы правы, лес манит его. Сходит с ума по зверушкам, собирает растения, сушит их, делает гербарии…

— А Петер ничего вам не рассказывал, не бахвалился? Однажды испортились у меня часы, и как я ни тряс их — ни с места. В механизмах я сущий профан. И вот Петер попросил их на время. Знаете, как бывает. Мальчику трудно доверить часы… А он взял, разобрал их и починил. Выскочило, мол, какое-то колесико. Механизмы, машины, всякие колесики, винты — это его конек! Толковый, изобретательный — такой в жизни не пропадет!

— А мне что-то это не по нутру! — насупился мельник.

— Что так? — живо спросил его учитель.

— Я больше доверяю земле, чем машинам… Машин побаиваюсь. Мельница и та пугает меня, — рассмеялся Само. — Да, но как быть с мальчиком? Я и с братом толковал, он обещался помочь. Часовщик Крапс в Ружомберке возьмет его в ученье…

— А кто будет хозяйствовать на земле? — спросил учитель Матула. — Кто после вас примет мельницу?

— Может, Карол? — задумался Пиханда. — Или младший, Марек, если будет жив и здоров… Да ведь и земли у меня с гулькин нос, и мельницу не арендовать мне вечно.