Тысячелетняя пчела

Они стояли друг против друга недвижно, словно изваяния, потом прыжком рванулись вперед и, яростно замахав руками, схватились. Ночь прорезали глухие удары. Ганка судорожно вцепилась в Валента, еле удержавшись от крика. И у самого Валента испуг на мгновение сковал горло — оно совсем пересохло. Опомнившись, он ласково привлек девушку к себе и ладонью прикрыл ей рот. Парни скулили, тяжело переступая по траве, мутузили друг друга, не жалея тумаков, а потом снова сцепились мертвой хваткой. С этой минуты ни один из них не издал ни звука, лишь глухие и мучительные стоны оседали в траву. Они били друг друга, колотили, молотили и, наконец, свалившись на землю, стали кататься взад-вперед. Они копошились, крутились, кувыркались, терлись, скользили, и в какой-то момент оба подкатили прямо под крону плакучей ивы, уткнулись Ганке и Валенту в онемевшие ноги и чуть было не уложили их наземь. Ганка испуганно заверещала, дав выход своему страху. Валент удивленно заахал. Не раздумывая, он схватил Ганку за руку и отбежал с ней во тьму. А те, двое, даже не заметив этого, продолжали на земле елозить, тузить, крушить, бить, давить, трепать, душить друг друга. Плакучая ива хрустнула, закачалась. Трава с шелестом клонилась перед удвоенным, утроенным, а то и учетверенным натиском.

Валент и Ганка примчались к постоялому двору.

Постояли, отдышались.

— Отчего они дерутся? — выдохнула Ганка.

— Из-за нашей Кристины!

— А ты бы из-за меня дрался?

— Еще как! — ответил Валент.

Обнявшись, они вошли в круг танцующих. Валент огляделся — и замер. Теперь, когда здесь не было ни Матея Срока, ни Юрая Цыприха, Кристиной завладели другие парни. По очереди отплясывали с ней, а она легко, с улыбкой переходила из рук в руки. Кружилась, визжала, смеялась. Валент старался быть поближе к ней, бросал на нее косые взгляды, делал знаки, но она его не замечала — все смеялась в плясе. Вдруг она изменилась в лице, захлебнулась смехом и растерянно оглянулась на двери. В них стоял, озираясь, Матей Срок. Но тут Кристина снова разошлась вовсю, еще бойчей заперебирала ногами, еще громче засмеялась. Матей Срок раздвинул своими ручищами кольцо танцующих и остановился в шаге от Кристины и Петера Слабича, как раз с ней отплясывавшего. Срок легонько коснулся плеча парня, а когда тот оборотился — улыбнулся ему. Слабич враз все понял. Улыбнулся в ответ, растерянно развел руками, будто его уличили бог весть в какой промашке, и отступил. Матей поклонился Кристине, и они пошли танцевать. Кристина крутилась как деревянная, и лицо ее было таким же застывшим. Задеревенелыми руками держала она Срока за талию и едва переступала ногами. Матею приходилось волочить ее чуть ли не на руках. Валенту казалось, что Кристина минутами впадает в беспамятство или задремывает. Но вдруг нежданно-негаданно она улыбнулась Матею, и сразу же у нее ожили руки, проворней задвигались ноги. Она весело рассмеялась. Сочно и громко взвизгнула. Буйно задробила пятками и вся напружинилась, как натянутая струна. Матей Срок не отрывал глаз от нее. Похоже было, он все еще злобится и ярится. Дулся, долго дулся Матейко, да вдруг и оттаял. Лицо растянулось в гримасе смеха — белые зубы засверкали. Только теперь Валент облегченно вздохнул и, откинув робость, прижал к себе в танце Ганку.

7

Кристина и Матей шли рядом молча. Гомон, музыка, говор и суета праздника доносились до них все глуше и наконец совсем заглохли. Матей попытался схватить Кристину за руку, но она мягко отвела его широкую ладонь. Они остановились на миг, обменялись в темноте взглядами и двинулись дальше, опять без единого слова. Вошли под липы неподалеку от Кристининого дома. Листья над их головами шумели, ветви качались. Ветерок, влажный и освежающий, приносил из окрестных садов запах скошенного сена. Матей Срок взял Кристину за плечи, хотел привлечь к себе. Она улыбнулась, но не поддалась.

— Пусти! — сказала спокойно.

Он отпустил ее, оперся о дерево, впился ногтями в кору.

— Ломаешься? — спросил. — Почему?

— Потому что так хочется! — сказала тихо, убежденно.

— А чего мне хочется, знаешь?

— Не знаю!

— Тогда слушай! — сказал он настойчиво. — Ступай домой, а я подожду. А как ваши уснут, постучусь к тебе в окошко, и ты отворишь… Вот чего мне хочется!

— Нет, — сказала она решительно. — А я не хочу!

— Отчего ты ко мне такая?

— Такая, какая есть!

— Коли так — знай, — выпалил он осерженно и громко, но тут же понизил голос, — больше ни за что к тебе не приду, даже не взгляну в твою сторону!