Тысячеликий герой

Поэтому когда Данте делает последний шаг в своих духовных странствиях и приближается к предельному символическому видению Триединого Бога в образе Небесной Розы, ему суждено испытать еще одно просветление, сделав шаг за пределы образа Отца, Сына и Святого Духа. Он пишет:

Бернард с улыбкой показал безгласно,
Что он меня взглянуть наверх зовет;
Но я уже так сделал самовластно.
Мои глаза, с которых спал налет,
Все глубже и все глубже уходили
В высокий свет, который правда льет.
И здесь мои прозренья упредили
Глагол людей; здесь отступает он,
А памяти не снесть таких обилий»[299]

.

«Туда не проникает глаз, не проникает ни речь, ни разум. Мы не знаем, не распознаем, как можно учить этому. Поистине, это отлично от познанного и выше непознанного»[300].

Это высшее и предельное распятие не только героя, но и его бога. Здесь в равной мере прекращают свое существование и Сын, и Отец — как две личины, скрывающие то, чему нет имени. Ибо как плоды мечтаний, питаемые жизненной энергией одного мечтателя, являют нам лишь смутный рисунок наложения сложно и разнонаправленно устремленных векторов одной единой силы, так и все возможные формы всех сущих миров, будь то земных или божественных, отражают вселенскую силу одной непостижимой тайны: силу, которая строит атомы и управляет орбитами звезд.

Этот источник жизни образует саму сердцевину человеческого индивида, и человек откроет его в себе — если сможет сорвать скрывающие его покровы. Языческий германский бог Один (Вотан) отдал глаз за то, чтобы разорвать пелену света, заслоняющую знание этой бесконечной тьмы, а затем перенес ради него мучения распятия:

Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых[301]

.

Победа Будды под Деревом Бо является классическим восточным примером такого подвига. Мечом своего разума он пронзил пузырь вселенной — и она превратилась в ничто. Весь мир естественного восприятия, а также континенты, небеса и преисподняя традиционных религиозных верований распались — вместе с их богами и демонами. Но чудом из чудес явилось то, что и распавшись все, однако, затем возродилось, ожило и засияло в лучезарном свете истинного бытия. Воистину, даже боги спасенных небес, сливая свои голоса в дружном хоре, приветствуют человека-героя, который проник выше их, в ту пустоту, что была их истоком, их жизнью: