Тысячеликий герой

Больше хотел он сказать, но полная страха девушка мчится от него и его неоконченной речи. «Снова была хороша! Обнажил ее прелести ветер, сзади одежды ее дуновением встречным трепались. Воздух игривый назад, разметав, откидывал кудри. Бег удвоял красоту. И юноше-богу несносно нежные речи терять: любовью движим самою, шагу прибавил и вот по пятам преследует деву. Так на пустынных полях собака галльская зайца видит: ей ноги – залог добычи, ему ж – спасенья. Вот уж почти нагнала, вот-вот уж надеется в зубы взять и в заячий след впилась протянутой мордой. Он же в сомнении сам, не схвачен ли, но из-под самых песьих укусов бежит, от едва не коснувшейся пасти. Так же дева и бог, – тот страстью, та страхом гонимы. Все же преследователь, крылами любви подвигаем, в беге быстрей; отдохнуть не хочет, он к шее беглянки чуть не приник и уже в разметанные волосы дышит. Силы лишившись, она побледнела, ее победило быстрое бегство; и так, посмотрев на воды Пенея, молвит: “Отец, помоги! Коль могущество есть у потоков, лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибельный образ!” Только скончала мольбу – цепенеют тягостно члены, нежная девичья грудь корой окружается тонкой, волосы – в зелень листвы превращаются, руки же – в ветви; резвая раньше нога становится медленным корнем, скрыто листвою лицо, – красота лишь одна остается».[76]

Как печально все закончилось, какое разочарование! Аполлон, солнце, властелин времени и бог плодородия, прекратил свою пугающую погоню и вместо этого просто назвал лавр своим любимым деревом, иронично рекомендуя плести из его листьев венки для победителей. Девушка отступила к образу своего родителя и там нашла защиту – подобно мужу, семейная жизнь которого не задалась, потому что его стремление к материнской любви мешало ему построить отношения с женой.[77]

В литературе по психоанализу приводится множество примеров подобных отчаянных фиксаций. Они возникают в результате неспособности оставить свое детское эго, его эмоциональные отношения и идеалы. Детство становится для человека тюрьмой; отец и мать стоят на страже, а его робкая душа, боясь наказания,[78] не в силах перешагнуть порог и родиться для жизни за его пределами.

Юнг описывает сновидение, которое очень напоминает миф о Дафне. Это сон того же молодого человека, что увидел себя в стране овец – то есть в стране, где невозможна самостоятельная жизнь. Его внутренний голос говорит: «Сначала я должен удрать от отца»; затем, несколькими ночами позднее, «Змея описывает круг вокруг сновидца, который стоит, вросши в землю как дерево».[79] Это образ магического круга, в который личность была заключена дьявольской силой родителя, порождающего эту фиксацию.[80] Под такой же защитой была и девственность Брунгильды, которая многие годы оставалась просто дочерью Всеотца Вотана под охраной круга огня. Она спала в безвременье, пока не пришел Зигфрид.

Маленькую Спящую красавицу усыпила завистливая ведьма (бессознательный образ злой матери). И в сон погрузилась не только Спящая красавица, но и весь ее мир; но, в конце концов, «после долгих и долгих лет» пришел принц и разбудил ее.