В этом образе воплощается благосклонная к нам, оберегающая сила судьбы. Этот образ сулит нам, что блаженство Рая, впервые познанное нами в утробе матери, не будет утеряно; что оно питает настоящее и присутствует как в будущем, так и в прошлом (есть и омега, и альфа); что всемогущество лишь кажется утраченным, когда мы преодолеваем жизненные пороги и пробуждаемся к жизни – оберегающая сила всегда и при любых обстоятельствах присутствует в глубине сердца, внутренне присуща всем этим незнакомым явлениям мира или непосредственно в них воплощается. Нужно только знать и верить, и вечные ангелы-хранители явятся нам. Ответив на зов и продолжая смело следовать за ним в любых обстоятельствах, герой обнаруживает, как все силы бессознательного приходят ему на помощь. Сама Мать Природа помогает выполнить великую миссию. И насколько свершение героя совпадает с тем, к чему готово само общество, настолько он представляется несущимся на гребне огромной волны исторического процесса. «Меня влечет к себе неведомая цель, – заявил Наполеон в начале Русской кампании. – Как только я приду к ней, как только я стану не нужен, атома будет достаточно, чтобы сокрушить меня. Но до того момента все силы человечества не смогут помешать мне».[92]
Ил. 15.
Виргилий ведет Данте (чернила, пергамент). Италия, XIV в. н. э.Нередко сверхъестественный помощник является в мужском образе. В сказке это может быть лесовичок, чародей, отшельник, пастух или кузнец, дающий амулет или совет, которые потребуются герою. Более высокоразвитые мифологии представляют в этой роли возвышенный образ наставника, учителя, паромщика, проводника душ в потусторонний мир. В классическом мифе – это Гермес (Меркурий); в египетском – как правило, Тот (бог-ибис, бог-бабуин); в христианском – Святой Дух.[93]
У Гете в «Фаусте» проводник – это мужчина в образе Мефистофеля; и нередко в мифе подчеркивается, как опасна эта «деятельная» фигура; ибо Мефистофель завлекает невинные души в царство искушения. В изложении Данте эту роль играет Вергилий, а затем Беатриче у порога Рая. Дающий защиту и излучающий опасность, материнский и отцовский одновременно, этот сверхъестественный источник покровительства и руководства объединяет в себе всю неопределенность бессознательного, и это значит, что сознательная часть нашей личности поддерживается этой другой мощной системой, но при этом проводник, за которым мы следуем с риском для всех наших рациональных представлений, непостижим для осмысления с их помощью.Вот сон, в котором явно прослеживается взаимосвязь этих составляющих нашего сознания: «Мне приснилось, что я пришел на улицу Красных фонарей и вошел к одной из проституток. Как только я зашел в комнату, она превратилась в мужчину, который лежал, полуодетый, на кушетке и спросил меня: “Тебя не смущает, что я теперь мужчина?” Это был уже пожилой мужчина с седыми висками. Он был похож на главного лесника, с которым дружил мой отец».[94]
Все сновидения, как отмечает Штекель, имеют бисексуальный оттенок. Где бисексуальность не прослеживается явно, она угадывается в латентном контексте сновидения.[95]Обычно герой, которому является такой помощник, – это один из тех, кто откликнулся на зов. Фактически, зов – первая весть о приближении жреца, который проведет обряд инициации. Но даже если человек стал косным и невосприимчивым и ему тоже может явиться такой сверхъестественный заступник; ибо как мы видели: «Аллах милостив и милосерден».
Совершенно случайно в древней заброшенной башне, где спал Камар-аз-Заман, персидский принц, оказался старый римский колодец,[96]
в котором жила ифритка из племени Иблиса Проклятого, по имени Маймуна, дочь Аль-Димирайята, царя джиннов.