Тысячеликий герой

«Стены Рая», скрывающие Бога от человеческого взора, Николай Кузанский описывает как состоящие из «совмещения противоположностей», а его ворота охраняются «высочайшим духом разума, который преграждает путь до тех пор, пока не будет побежден».[115] Пары противоположностей (бытие и небытие, жизнь и смерть, красота и уродство, добро и зло и все остальные полярности, что подчиняют чувства надежде и страху, а органы действия – самозащите и захвату) – это те же сталкивающиеся скалы, Симплегады, которые грозят неминуемой смертью путникам, но герои всегда их преодолевают. Этот сюжет известен во всем мире. У греков это были два скалистых островка в Черном море, которые смыкались словно под властью шторма, но Ясон на «Арго» проплыл между ними, и с тех пор они так и стоят в отдалении друг от друга.[116] Близнецов из легенды навахо предупредила о похожей опасности Женщина-Паук; но под защитой цветочной пыльцы, символа пути, и орлиных перьев, выдернутых из живой птицы солнца, они смогли продолжить свой путь.[117]

Как дым жертвоприношения поднимается к небу через солнечную дверь, так и герой, освободившийся от Эго, проходит сквозь стены мира, а его Эго так и остается прилипшим к волосам великана-людоеда, сам же герой продолжает свой путь.

5. Чрево кита

Идея о том, что, преодолевая магический порог, мы возрождаемся, символически представлена распространенным образом лона как чрева кита. Герой, вместо того чтобы покорить или умилостивить силу, охраняющую порог, бывает проглочен, попадает в неизведанное и считается умершим.

Сам тогда он с дна поднялся,
Весь дрожа от дикой злобы,
Боевой блистая краской
И доспехами бряцая,
Быстро прыгнул он к пироге,
Быстро выскочил всем телом
На сверкающую воду
И своей гигантской пастью
Поглотил в одно мгновенье
Гайавату и пирогу

.[118]

Эскимосы, живущие на берегах Берингова пролива, рассказывают о герое-хитреце Вороне: однажды сидя на берегу и просушивая свою одежду, он увидел самку кита, которая степенно плыла к берегу. Он закричал: «Дорогая, в следующий раз, когда вынырнешь, чтобы глотнуть воздуха, открой рот и закрой глаза». Затем он быстро превратился в ворона, собрал палочки для разведения огня и взлетел над водой. Самка кита вынырнула на поверхность. Она сделала так, как ей было велено. Ворон устремился через ее разверзнутые челюсти прямо в утробу. Пораженная самка кита защелкнула челюсти и издала трубный звук; Ворон внутри нее встал на ноги и огляделся.[119]

У зулусов есть история о матери с двумя детьми, проглоченных слоном. Когда женщина оказалась в желудке животного, «она увидела огромные леса и большие реки и возвышенности; с одной стороны возвышались скалы; еще было много людей, построивших там свою деревню; и много собак, и много скота; и все это было внутри слона».[120]

Ирландский герой Финн Маккул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн-нуи-те-по. И весь греческий пантеон, кроме Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.

Греческий герой Геракл, остановившийся в Трое на пути домой с поясом царицы амазонок, узнает, что город измучило чудовище, посланное морским богом Посейдоном. Зверь выходил на берег и пожирал людей. В качестве искупительной жертвы царь велел приковать к скалам свою дочь, прекрасную Гесиону, и отважный герой согласился спасти ее за вознаграждение. В положенный час чудовище всплыло на поверхность моря и разверзло свою огромную пасть. Геракл бросился в его глотку, прорубил себе путь через его брюхо и вышел на свет из мертвой твари, целый и невредимый.

Ил. 18. Сатурн, пожирающий своих детей (деталь картины, холст, масло). Испания, 1819 г.