Тысячеликий герой

В своих жизненных странствиях наш герой, желая что — либо выведать у Протея, должен был ухватить его, в его мнимом обличий, и цепко держать, не выпуская, покуда он не явит себя в своей подлинной форме. Но и тогда этот хитрейший из богов никогда не открывал всей глубины своей мудрости, даже самому искусному из вопрошающих. Он отвечал лишь прямо на поставленный ему вопрос, и то, что он открывал, в равной мере могло быть и многозначимым, и пустячным, в зависимости от заданного вопроса..

Здесь ежедневно, лишь Гелиос неба пройдет половину:
В веянье ветра, с великим волнением темныя влаги,
Вод глубину покидает моской проницательный старец;
Вышед из волн, отдыхать он ложится в пещере глубокой;
Вкруг тюлени хвостоногие, дети младой Алосиды,
Стаей ложатся, и спят, и, покрытые тиной соленой,
Смрад отвратительный моря на всю разливают
окрестность.

Греческий царь — воитель Менелай, которому дочь Протея помогла найти дорогу к уединенному логову древнего отца морей и научила, как добиться от него ответа, хотел лишь узнать тайну своего собственного рока и отыскать своих друзей. И бог дал ему ответ.

Мифология интерпретировалась в современном сознании как примитивная, неумелая попытка объяснить мир природы (Фрейзер); как продукт поэтической фантазии доисторических времен, неправильно понятый последующими поколениями (Мюллер); как хранилище аллегорических наставлений, направленных на адаптацию индивида к сообществу (Дюркгейм); как групповая фантазия, симптоматичная для архетипных побуждений, скрытых в глубинах человеческой психики (Юнг); как средство передачи глубочайших метафизических представлений человека (Кумарасвами); и наконец, как Откровение Бога детям Его (Церковь) Мифология, собственно, и есть все это вместе взятое. Суждения же о ней зависят от того, кто выступает в качестве судей. Ибо, если рассматривать ее не с точки зрения того, что она представляет собой, а с точки зрения ее воздействия на умы, задавшись вопросом, что она значила для человечества в прошлом и что может значить сегодня, оказывается, что мифология в той же мере, что и сама жизнь, ответственна за все упования индивида, расы, эпохи, за все чем они одержимы.

2. Функции мифа, культа и медитации

В своих жизненных проявлениях индивид неизбежно только частично и искаженно представляет целостный образ человека. Он ограничен уже тем, что есть либо мужчиной, либо женщиной; в каждый момент своей жизни он ограничен опять же, будучи ребенком, юношей, взрослым или же старцем; кроме того, в своих жизненных ролях он по необходимости специализируется как торговец, ремесленник, вор или слуга, вождь или священник, мать, жена, монахиня, проститутка; он не может быть всем одновременно. Поэтому целостность — полнота человека — заключена отнюдь не в отдельном лице, а в обществе как едином целом; индивид может быть только членом его, органом. Сообществу, к коему он принадлежит, он обязан своим образом жизни, языком его мыслей и общения, идеями, которыми он живет; к прошлому его общества восходят те гены, которые создают его тело. Отважившись отмежеваться, будь то в действиях, в помыслах или чувствах, он отлучается от самих источников своего существования.

Родовые обряды, связанные с рождением, инициацией, браком, погребением, возведением в сан и так далее, и тому подобное, — все это призвано служить для перевода смысла переломных моментов в жизни и деяниях индивида на язык классических, безличных форм. В них он открывается для самого себя не как конкретная личность, а как воин, невеста, вдова, священнослужитель, вождь; и в то же время они призваны воскресить в памяти остального сообщества старые уроки архетипических стадий. Все участвуют в церемониале соответственно своему рангу и функциям. Все общество зримо для самого себя предстает как непреходящее живое единство. Поколения индивидов уходят как анонимные клетки некоего живого тела; но основополагающая, неподвластная времени форма остается. Выходя за рамки индивидуального видения в поле зрения сверхличностного, человек обнаруживает в себе новые силы, обогащается, находит опору и возвеличивается. В своей мирской роли, сколь бы скромна ни была она, он причащается к прекрасному празднественному образу человека — образу потенциально присущему, но неизбежно таимому в каждом их нас.