Тысячу раз «да»

Джаспер протиснулся в боковую дверь бара «Хитрая ящерица». Дверь за ним захлопнулась, рюкзак почти соскользнул с плеча. В боку засела резкая боль от пробежки, которую он совершил, припарковавшись в шести кварталах ниже по улице. Он посмотрел на часы. Сестра подарила ему эту штуку на прошлое Рождество, потому что была убеждена, что он даже не подозревает о существовании времени. В этом она ошибалась. О времени он знал. Просто не очень хорошо умел за ним следить.

После того как его смена в кофе-баре закончилась, он поехал к выставленному на продажу кинотеатру. Это не входило в его планы, но внезапно он поймал себя на том, что направляется в ту сторону, паркуется и выходит. Здание было ближе к квартире, в которой он жил со своими биологическими родителями, чем он думал. Всего в нескольких кварталах от театра было то место, где его нашли в возрасте семи лет, поймали на краже еды из круглосуточного магазина, когда он в одиночестве блуждал по улицам. Он все еще помнил страх, который испытал, когда владелец магазина схватил его за руку: он пытался выскользнуть из магазина с карманами, набитыми сникерсами. Затем – выражение жалости на его лице, когда он разглядел, каким худым был Джаспер.

Вместо того чтобы отправиться в тюрьму, как это случилось с матерью Джаспера годом ранее, он попал в службу защиты детей. Его родители ушли в запой, несколько дней кололись где-то героином и забыли, что у них дома ребенок, которого нужно кормить. После этого он больше никогда с ними не жил. И они не пытались вернуть его. Очевидно, дети мешали пристрастию к наркотикам.

Но район сильно изменился по сравнению с тем, что он помнил. Новые магазины и рестораны вперемешку с некоторыми старыми местами, чистые улицы и просто более позитивная атмосфера. Он обнаружил, что сидит на скамейке перед заколоченным кинотеатром, представляя кассу с висящим на ней плакатом труппы «Да здравствует Да». Очередь у двери. Имя Джаспера в качестве владельца. Что-то, что действительно принадлежит ему.

Боль, поселившаяся внутри, была опасной.

Что он умел, так это мечтать. Ранние годы, проведенные с биологическими родителями и грубыми приемными родителями, наделили его склонностью выстраивать в голове лучшие версии реальности, притворяясь, что все иначе или могло быть иначе. Мечтатель. Вечный мечтатель. То, через что он прошел, должно было сделать его циничным. Выросший впроголодь, он должен был стремиться к постоянной стабильной работе. Но его разум резко свернул в сторону, на другой маршрут, на котором было больше выбоин и обрывов. Он идеализировал. Конечно, он и его девушка могли добиться успеха в Голливуде, хотя вряд ли кому-то это удалось. Конечно, однажды он мог появиться на телевидении. Конечно, их любовь была настоящей и вечной. Конечно, реальность не была реальной и не могла ему помешать.

Он как будто получил пощечину, был поражен в свое самое уязвимое место, когда провалил в Лос-Анджелесе прослушивание и получил отказ. Вернувшись домой, он поклялся, что больше это не повторится. Он не был готов отказаться от своих устремлений, но больше не собирался оставаться витающим в облаках идиотом. Он будет смотреть в оба. Будет методичным. Будет вкалывать.

Мысль о том, что он сможет привлечь инвесторов и заполучить театр, была не из приятных. Это была сказка.

Ему нужно забыть об этом дерьме и сосредоточиться на том, для чего он здесь, на что он способен. Импровизировать на сцене, погружаться в сценки, преподавать уроки за дополнительные деньги, создавать репутацию с нуля.

Но, возможно, некоторые советы Фитца могут помочь. Его труппа могла бы делать больше для того, чтобы быть замеченной, чтобы выступать лучше. Поэтому, покинув театр, он купил видеокамеру и штатив на те небольшие деньги, которые скопились у него на счету, чтобы начать снимать их выступления, как предлагал Фитц. Завтра он собирался начать кампанию в социальных сетях и попытаться привлечь на свои шоу законодателей мод.

Законодателей мод.

Твою мать.

Обычно он высмеивал это выражение. Теперь он намерен использовать его для карьеры. Он был настолько не в себе, что ему следовало купить трубку вместо видеокамеры.

Он попытался стряхнуть охвативший его ужас, поспешил в подсобку бара, которую его импровизационная труппа в шутку называла закулисьем, и толкнул дверь. Остальные члены «Да здравствует Да» уже были там, шесть человек, втиснувшиеся в пространство, которое едва могло вместить четверых. Когда Джаспер вошел, все посмотрели в его сторону.

Лия уставилась на него темными глазами, а Моник вместо приветствия продемонстрировала средний палец, и он поднял, защищаясь, ладонь.

– Я знаю, знаю, – сказал он. – Извиняюсь.

– И вот он вкатывается, – бросила Даника, втирая какое-то средство для волос в свою белокурую стрижку пикси. – Всегда достаточно поздно, чтобы заставить нас поволноваться, но не настолько поздно, чтобы оправдать его убийство.

– Говори за себя, – сказал Черч, вытирая полотенцем лысину. – Я уже способен на убийство. Аж вспотел от волнения.