#тыжемать. Материнство по правилам и без

Много и тех, кто не видит в феномене дуду ничего особенного. Почему бы и нет, а вы сами не помните, как в детстве брали в кровать плюшевые игрушки? Посредник в том или ином виде есть у любого ребенка, просто французы дали ему название и расширили полномочия.

Да и сами французы не прочь поспорить о феномене дуду. На эту тему можно найти десятки статей и даже книги. А вот из нашей с вами истории:

«Мальчик еще раз глубоко и сладко вздохнул, перевернулся на другую щечку, подложил под нее ладошки ковшиком и, закрывая глаза, пробормотал:

– Тетя, дайте ганьку.

– Здравствуйте! А я-то думала, что ты от ганьки давно отвык.

“Ганькой” назывался чистый, специальный носовой платок, который Павлик привык сосать в постели и без которого никак не мог уснуть.

– Га-аньку… – протянул мальчик, капризно кряхтя.

Однако тетя ганьки не дала. Большой мальчик. Пора отвыкать. Тогда Павлик, продолжая капризничать, потянул в рот угол подушки, обслюнил его, вяло улыбнулся слипшимися, как вареники, глазами» (Валентин Катаев. «Белеет парус одинокий»).

Если честно, я очень неловко себя чувствую, когда мне начинают рассказывать о минусах французской системы воспитания. Я не уверена, что французы – идеальные родители или же, наоборот, средоточие отстраненности от детского мира. Каждый воспитывает детей в рамках своей культуры с поправкой на собственные представления о комфорте.

Мои французские и итальянские друзья попытались поправить мою карму, подарив ребенку несколько классических дуду-тряпочек. Они у нас как-то не прижились. Но вот сейчас у моего ребенка есть нечто вроде дуду. Он сам выбрал себе посредника. Вернее, у него их два. Ночью его сопровождает плюшевая собака, у нее можно теребить уши, когда не спится, укладывать поудобнее (детям важно кого-то опекать), ей можно что-то рассказывать и напевать утром. А днем с нами передвигается по городам и странам свинка Пеппа. И я могу сказать, что очень удобно иметь посредника. Например, у врача. Недавно мой ребенок был настроен категорически против осмотра. Но после того, как врач осмотрел Пеппу, удалось договориться об остальном без слез и возражений.

Привет, пустышка

Еще одна вещь, которая обязательно должна быть у младенца помимо дуду, – это пустышка. Моя мама любила рассказывать историю о том, как виртуозно я в младенчестве ее выплевывала. Если верить маминым рассказам, я вполне могла претендовать на титул чемпиона СССР по плевкам пустышками на дальность. Заканчивала мама обычно словами: «В общем, вы с пустышкой были абсолютно несовместимы». И я не удивляюсь. Те, кто помнит советские соски-пустышки, меня поймут: страшнее были только советские презервативы.

Когда родился К., я даже не задумывалась о пустышке, но регулярно натыкалась на дискуссии о том, стоит ли ее давать ребенку. Сторонники говорили о том, что сосательный рефлекс успокаивает и что ребенок сам в состоянии контролировать пустышку, противники возмущенно обвиняли их в попытках «заткнуть детям рот» и вспоминали о вреде для прикуса. Правда, дискуссии эти велись в России. Во Франции в приемной у педиатра все малыши – от совсем младенцев до детей детсадовского возраста – чинно сидели, посасывая пустышки. Отличие (и соревнование!) было разве только в том, чья клипса для пустышки красивее, а успокоение приходило с мыслью о том, что ребенок сам в состоянии выбирать, сосать соску или выплюнуть.

Шло время, у К. начались колики. И однажды – в порыве отчаяния – я купила в аптеке две изящные зеленые пустышки. Пришла домой, прокипятила их и отложила в угол. Вспомнила я о них уже ночью, когда малыш безутешно рыдал и отказывался спать и есть. Я дала ему соску. К. вытаращил глаза и перестал кричать. Потом еще пару раз крикнул и начал вдохновенно сосать пустышку. И проспал с ней час, что для него было рекордом.

К. рос, пустышки росли вместе с ним, я никогда не настаивала на соске, если малыш ее выплевывал, думала: «Ну и фиг с ней». После семи месяцев Коко дорос до осознанности в манипуляциях пустышкой, что, в определенной степени, убедило меня в правоте спокойных французских мам.

Первое, что К. научился делать, – это вынимать пустышку изо рта и рассматривать ее. Он выдергивал соску и, держа ее на расстоянии вытянутой руки, вдумчиво крутил, напоминая старика-ювелира из Антверпена. Насмотревшись вдоволь на сокровище, он вздыхал и засовывал соску обратно в рот.

Затем К. понял, что у всех окружающих есть такие же рты, как и у него. А значит, и им может пригодиться пустышка. «Бинго!» – подумал К., прополз два метра по кровати и вставил соску в рот спящему папе.

Еще через какое-то время К. стал успешно справляться с тем, чтобы самому регулировать потребность в пустышке. Когда ему становилось скучновато, он рылся в своем креслице, находил соску, вставлял ее себе в рот и сосал минут пять – десять, о чем-то очень серьезно думая. После он вынимал пустышку и аккуратно откладывал ее в сторону.